Письма сестёр были полны сомнений и надежд. Екатерина мягко выражала неверие в возможности доброты сердца поспевать за добротой дел, и горячо благодарила за участие. Александра высказалась более прямо, попросив уточнить во сколько обходится её сестре сезон в Петербурге. Так или иначе, но поиск женихов в Москве, втором крупнейшем брачном рынке империи, никем не рассматривался в принципе. Богатые старики без зубов, разбитые подагрой, да проигравшиеся искатели богатых невест, вот и всё, что предлагала по их мнению Москва.

Наталья задумалась. Выходило, что этот сезон для сестёр пропадает, и следует готовиться к следующему. Положительным было то, что появлялось больше времени подготовить мужа к тому, чтобы он сам принял нужное ей решение. Использовать для этого она задумала своих братьев.

Финансовое положение всех троих представителей мужской части наследников Николая Афанасиевича являло собой образчик ведения дел большей части служащих дворян из благородных семей. Иными словами — расходы существенно превышали доходы, и дело было не в какой-то особенной расточительности. Сама жизнь, её устройство, не оставляла практических шансов на экономию. Любой стремящийся жить по средствам, имеющий в себе склонность к аккуратности и трезвости, непременно оказывался в положении должника, если не за себя, то за других. Офицер никогда не мог жить экономически один, душа и тело его принадлежала полку. Многие считали полк родным домом. Честь полка приравнивалась к его личной чести. Дела и быт полка всегда были и его делами тоже. Приходилось постоянно выручать своих менее рачительных сослуживцев, пусть в долг, но долг если и не безвозвратная потеря денег, то выпускание их из собственных рук.

Если младший из братьев, Сергей (Серж, конечно) дожидался только произведения в офицеры, служа подпрапорщиком в гренадерском Наследного принца Прусского полку, то средний брат, Иван (Жан) имел счастье служить поручиком лейб-гвардии Его Величества гусарском полку, самом дорогом среди всей гвардии, а значит и армии.

Шефом полка был цесаревич, местом дислокации считалось Царское Село (считалось, потому что большая часть состава жила в Петербурге), полковым храмом был Софийский Собор. Статьи расходов офицера этой блестящей воинской части трудно даже перечислять: мундиры, не один, а несколько, на разные случаи жизни. Парадный, походный, для балов, все в двух экземплярах и из обязательного английского сукна. Шить новые — ежегодно. Обязательная шинель с бобровым воротником, так называемая «николаевская», которую носили решительно все. Пуговицы, галуны, шнуры — будьте любезны приобрести «из золота». Конный состав — минимум две лошади ценой от пятиста рублей серебром и выше. Бесчисленные «мелкие траты», как цветы полковым дамам, угощения и подарки для офицеров других полков, венки для бывших гусар, на многочисленные церковные службы, на ещё более многочисленные обеды «с поводом», на офицерское собрание, на… словом, жалования не видел никто, а когда оно заканчивалось, то объявлялось сколько требуется добавить из своих карманов. Ограничения достойные статуса, то есть запрет посещать недорогие и сомнительные заведения, брать билеты в театр дальше седьмого ряда, уже казались пустяками. Впрочем, всё казалось пустяками на фоне карточной игры пьяных гусар лейб-гвардии. Рассказывали случай как один поручик высчитал, что для достойной жизни ему требуется не менее двух тысяч рублей в месяц, ассигнациями. Это так восхитило его товарищей, что немедленно был организован праздничный ужин «за педантство», с богатейшей закуской, водкой и шампанским, после которого поручик проиграл сорок тысяч. Долг победителю был погашен тут же, остальные раскрыли свои кошели и уплатили всю сумму, а протрезвевший поручик так и не смог узнать кому и сколько он в итоге должен.

Кстати, о товарищах. Особенностью гусар лейб-гвардии являлось то, что люди в полку не задерживались «на всю жизнь» почти никогда, в том числе и по вышеупомянутым причинам. Редко чьё состояние выживало хотя бы пяти лет службы. Люди попросту разорялись. Выходов было два — или перевод в армейский полк с повышением в звании, или отставка. Чаще выходил первый вариант, поскольку связями здесь обрастали быстро. Иван Гончаров был из самых незнатных офицеров, почти все остальные носили титул князя, графа или барона к своим и без того звучным фамилиям. Были Апраксин и Долгорукий, был Кочубей, были Гагарин, Щербатов, Лобанов-Ростовский, Любомирский и Сабуров, были Бринк и Трубецкой, Четвертинский, Черемисинов и Вревский, Голицин и Вяземский. Каждый — представитель древнего заслуженного рода, от рождения имеющий родство с доброй половиной высшей знати империи. Сам Пушкин, друживший с гусарами ещё со времени учёбы в Лицее, мечтал попасть в этот полк, но родители отказали категорически, и не последним здесь было финансовое соображение. А вот Иван Гончаров — попал. Дед его все-таки понимал выгоду, и высылал сыну по десять тысяч в год, чего хватало месяца на три, но и то казалось удивительной щедростью от скупого старика…

Жить по средствам в столице казалось людям чрезвычайно трудным, жить по средствам в гусарском гвардейском полку — невозможным. Приличное поведение, нормы и правила не позволяли этого. Как можно строить серьёзные планы, когда неизвестно что произойдёт хоть в этот самый день? Можно выиграть или проиграть. А то и вовсе оказаться поручителем за товарища и отдать всё что имеется? О деньгах не думали, ибо сложно думать о том, что нельзя знать заранее. Многие пожимали плечами и жили как живётся, накапливая иногда пугающие долги. Смущение не для гусар! Формула выведенная легендарным Бурцевым утешала всех, даром, что тот в лейб-гвардии никогда не был.

Иван старался выслужиться, сохранял рассудительность, но к первому же Рождеству обнаружил себя увешанным долгами словно праздничная елка гирляндами. Предложение от сестры оказать ему помощь принял с достоинством, поблагодарив за любовь и поддержку, после чего хладнокровно открыл перед ней глубину собственной пропасти. Каково же было его изумление, когда Таша попросила переслать ей самые срочные векселя, обещая погасить их.

«Кому как не нам знать о стеснении, — писала Пушкина, — и я прошу тебя, брат, не обижать меня высокомерием».

Брат ответствовал, что обижать любимую сестру и не думал, тем более высокомерием. Поразмыслив, Иван не стал просить денег, а и вправду отослал векселей на десять тысяч. Наталья отдала их Степану с указанием оплатить. Тот принял их безропотно, но не погасил, а выкупил. Хозяйке было доложено, что долг её брата князю О. уплачен сполна.

Подобная операция проводилась ещё не раз, не только с Иваном, но и Дмитрием, и вскоре Степан имел на руках расписок на девяносто тысяч от братьев. Младший брат, Серж, долгов, как оказалось, не имел.

Охота на векселя Гончаровых началась не вчера, и они были бы сильно удивлены узнай, что всего управляющий скопил почти на четверть миллиона их долгов. Пока же все были довольны. Братья подтвердили платежеспособность, очень и очень важное качество для привольной жизни (само собою, что они, нуждаясь в живых деньгах, практически сразу наделали новых долгов на соразмерные суммы), Наталья пребывала в уверенности, что поступает умно. По её замыслу, помощь братьям приближала переезд сестёр в столицу, ведь это лишало актуальности (как ей казалось) аргумента, что содержание братьев обходится чрезвычайно дорого, и сестёр уже родителям не потянуть. Более того, где-то мелькала у неё мысль, что и благодарные братья теперь смогут помогать им в случае затруднений. Почему нельзя было просто отправить деньги тем же сёстрам? Потому что пословица предостерегающая «лезть поперёк батьки…» в то время была не просто пословицей.