Шрифт:
— Благодарю вас.
— Когда я был молод, много моложе вас, меня учили науке логики. Это великая наука! Среди прочего, она привела меня к полному отказу от ограничений в еде.
— Должно быть, у вас были прекрасные учителя. — закинул удочку Степан, надеясь на говорливость странного собеседника.
— Великолепные. Не хуже этого вина. То были иезуиты.
— Иезуиты?
— Да, я окончил весьма сложную школу. Порой я скучаю по тем временам. Вся жизнь впереди — это ли не счастье?
— Вы и сейчас недурно выглядите. — возразил Степан, глядя как ученик иезуитов уничтожает уже следующее блюдо.
— Ныне я старик. Такова воля Божья и его милости. Я жив и вижу как развивается жизнь. Чего ещё желать на восьмом десятке?
— Вы итальянец? Мне сразу показалось так по вашему акценту.
— Верно. Но уже полвека как пути мои связаны с Россией.
— Кто же вы, простите за назойливость?
— Раз вы не являетесь дворянином, юноша, значит вы не имеете права настаивать на том, чтобы я представился. — важно заявил человек оттопырив нижнюю губу на габсбургский манер, и сразу рассмеялся. — Какая глупость, не правда ли? Как будто люди созданы нашим творцом не одинаковыми. У всех по две руки и две ноги, по два глаза и два уха. Впрочем, дело здесь не в том. Да, я представлюсь, хотя вы уже угадали. Я действительно граф. Даже дважды. Я граф в России и я граф в Италии. Так сложилась судьба. В России меня зовут Юлий Помпеевич Литте, граф, сенатор и обер-камергер.
— Было не сложно догадаться, что вы не самый обычный смертный, ваша светлость.
— Я попросил милую Долли помочь встретится с вами в приватной обстановке. Как вы думаете, почему?
— Мооу лишь предпологать. Как средство от скуки?
— Скука? Вам ведома скука? Не разочаровывайте меня, юноша. Скучают те кто тратят жизнь зазря. Я никогда так не делал и вам не советую. — с этими словами его сиятельство притянул к себе блюдо с пирогом, с предвкушающим оскалом отрезал добрый кусок и продолжил трапезу.
Степан украдкой взглянул на Долли. Та сидела с невозмутимым видом, словно её нет, не притрагиваясь к еде.
— Считайте что мы участвуем в общей игре. — продолжил граф Литте. — В то время как прочие прячутся там где установлено правилами, мы немножко расширили их и спрятались здесь. В том немало преимуществ. Главное — нас не сможет отыскать здесь никто из тех кто не трактует правила сходным образом. Вы понимаете мою мысль?
— Пытаюсь, ваше сиятельство.
— Эх. Молодёжь. В ваши годы я был много острее. Разве не кажется вам забавным, что мы отделены от прочих всего только стеной? В стене есть дверь. Но никто из них не воспользуется… впрочем, ладно. Вижу, что вы не склонны к аллегориям. Тогда ближе к делу. Вы участвуете в ожидаемом маскараде.
— Простите, ваше сиятельство, вы спрашиваете или утверждаете?
— И то и другое.
— Вы правы. Ответ в обоих случаях — да.
— Отлично. Но кем вы себя видите в этом действии?
— Кем вижу?
— Именно. Кем вы желаете быть?
— Не знаю, уместно ли открываться заранее. Только вам, из чувства глубокого уважения. Я решил быть казаком.
— Нет.
— Отчего нет, позвольте узнать.
— Это не годится. Маскарад — дело серьёзное. К нему нельзя подходить со смехом. Сегодня я видел недовольство на вашем лице, даже отвращение. Это удивило, признаюсь. Чем вы были недовольны? Говорите от сердца, прошу вас.
Степан вздохнул. Потом посмотрел на широкое, открытое, доброе и лукавое лицо итальянца, понял, что хитрить нет особой возможности, и высказался как думал.
— Но позвольте, позвольте! — граф позабыл о еде от изумления. — Вы говорите будто какой-то якобинец!
— При чем здесь якобинство? — в свою очередь растерялся Степан.
— Сущее якобинство и есть. Как можно не любить игры?!
— Да то детские игры, ваше сиятельство. — втолковывал Степан, вдруг чувствуя, что говорит что-то не то. — Взрослые люди играют как дети.
— А в чем ещё смысл игр? — не понял граф. — Назовите игры подходящие для взрослых, прошу вас.
Степан, что называется, «завис». Действительно, какие?
— Суть любой игры в развлечении, — сжалился граф, видя его затруднение, — вся наша жизнь игра, как говорил один поэт, и был прав. Вот тот же маскарад — разве не игра? Можно подойти к вопросу более глубоко и сказать, что игра это…как сказать по-русски игра внутри игры? Но это не важно. Рад, что вы не якобинец, а просто не подумали.
Возникла пауза. Литте задумался, машинально выстукивая пальцами какой-то марш. Степан ждал. Долли по-прежнему изображала неодушевленный предмет.
— Я бы хотел просить вас об одолжении. — прервал граф молчание.
— Всё что в моих силах, ваше сиятельство.
— В ваших, ваших. Вы явитесь на маскарад в предложенном мною наряде. И учтите — отказа не потерплю.
— Каком же, ваше сиятельство?
— В моём.
— Вашем?
— Да, в моём. В том, в котором я бывало разгуливал во времена нашего лучшего государя.