— Как его убили? — спрашиваю я.

— Ножом в сердце.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Даже не представляю. — Нино качает головой, и я умудряюсь скрыть вздох облегчения. — Возможно, это были сербы. Рокко считает, что они ответственны за киллера, стрелявшего в него, поэтому он послал наемников напасть на клуб Попова прошлой ночью. Сербы могли отомстить за нападение на клуб, но время не сходится. Они бы не смогли так быстро ответить.

— Рокко знает, что его отец мертв?

— Нет. Думаю, будет лучше, если ты ему скажешь.

Я с трудом сдерживаю дрожь.

— Хорошо, я поеду в больницу, как только соберусь.

— Отлично. И еще, постарайся не выходить из дома без Алессандро, пока мы не выясним, что происходит, — говорит он. — Провожать меня не надо.

После ухода Нино я возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться и надеть новые трусики. Но стоя перед ящиком с нижним бельем, меня охватывает необычное желание взбунтоваться. Я опускаю взгляд на трусики и бросаю их обратно, закрывая ящик. Раз уж мне придется встретиться с мужем, то сделаю это, сохранив свидетельство своего влечения к другому мужчине.

Я выбираю персиковые брюки и пиджак — единственный наряд, который мне действительно нравится. Рокко предпочитает, чтобы я одевалась в яркие цвета, такие как черный и красный. Он позволил мне оставить этот комплект только из-за больших золотых пуговиц на пиджаке, на которых изображен логотип торговой марки.

Моя сумочка лежит на комоде, и, когда беру ее, меня охватывает отвращение. У других женщин в сумочках хранятся самые важные вещи. Документы. Бумажник. Телефон. В моей сумочке только маленькая косметичка, которую я уже успела возненавидеть, и две пачки салфеток. Мои документы заперты в сейфе Рокко, а деньги мне не положены. Телефон обычно оставляю на тумбочке. Какой смысл носить его с собой, если я не могу позвонить никому, кроме мужа? Сумочка — это еще одно напоминание о том, что он у меня отнял. О том, что я позволила ему забрать у себя. Я перевожу взгляд с сумочки на зеркало над комодом. Смотрю на свое отражение, разглядываю серьги с крупными бриллиантами, блеск камней и сверкающее золото. Длинные волосы собраны в высокий идеально тугой пучок, лицо скрывает сильный макияж.

— Кто ты? — шепчу я. Женщина в зеркале похожа на меня, но у нас нет ничего общего.

Ответа, конечно, нет. Я долго всматриваюсь в незнакомку, пытаясь найти больше сходства, чем просто черты лица, но не могу. Благодаря моему мужу-ублюдку я потеряла себя.

Бросив последний взгляд на свое отражение, хватаю со стула пальто, одновременно свободной рукой вытаскивая шпильки из прически.

По пути к лестнице равномерное цоканье моих каблуков отдается вместе с тонким звоном шпилек о пол, которые вытаскиваю одну за другой. Дойдя до верхней площадки, я вижу, что к моей комнате ведет дорожка из маленьких черных заколок.

Алессандро стоит у подножия лестницы с грозным видом. Сегодня утром он набросился на меня, как голодный человек, впервые за несколько недель принявший пищу, а потом ушел. Я не могу перестать думать о его прощальной фразе. Он сказал, что возвращается в свой личный ад. Что он имел в виду? Я — жена его врага, но в его голосе не было ни злорадства, ни удовлетворения, ни триумфа. Он выглядел побежденным. Здесь происходит что-то еще.

Я перевожу взгляд с глаз Алессандро на его губы. Он все еще чувствует мой вкус? Придет ли он сегодня снова в мою комнату? Я до сих пор помню, его рот на себе. Меня потряс не только сам сексуальный акт. А то, как он прикасался ко мне — как будто я ценная, любимая женщина. Алессандро сказал, что ненавидит меня. Даже планировал убить меня. Его ласки говорят об обратном.

Я знаю как никто другой, как ведет себя жестокий, злой человек. Я чувствую их даже сквозь улыбки и притворство. А с Алессандро, даже несмотря на его жестокие слова, мой инстинкт самосохранения не сработал. Даже когда он держал меня за горло во время демонстрации самообороны. Наоборот, меня охватил восторг. Что-то меня так и манит дать такому мужчине как Алессандро власть над собой. При желании он мог бы легко свернуть мне шею, но вместо этого от его прикосновений я чувствовала себя в безопасности. Защищенной. И это меня возбуждало.

Потому что знаю, что он не тронет ни волоска на моей голове.

* * *

— Какого хрена ты вышла из дома в таком виде? — вопит Рокко с кровати. — Ты же не чертова простолюдинка, которая разгуливает с растрепанными волосами!

Я засовываю руки в карманы пальто, чтобы он не видел, как они дрожат, и делаю глубокий вдох.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да мне плевать! — орет Рокко и откидывается на подушку кровати с красным лицом, указывая рукой на дверь ванной комнаты. — Иди в ванную и приведи свои волосы в порядок!

— С моими волосами все в порядке, — говорю я. — Нино попросил передать тебе кое-какую информацию.

— Какую информацию?

— Твой отец умер.

Рокко замирает, и на его лице отражается множество эмоций. Шок. Отрицание. А затем — едва заметное волнение, которое он изо всех сил пытается скрыть.

Отношения моего мужа с отцом всегда были неоднозначными. С одной стороны, он почитал Элио и неустанно искал его одобрения, а с другой — презирал отца за то, что тот никогда не проявлял к Рокко уважения. На людях Элио всегда хвастался тем, что Рокко — один из самых доверенных людей дона, но за закрытыми дверями охотно выговаривал сыну, что тот недостаточно хорош, чтобы стать младшим боссом.