Шрифт:
Как-то к вечеру я возвращался с фабрики. День был жаркий. У телефонной станции из душного автобуса пересел в троллейбус. Мне надо было доехать до рынка, чтоб купить всякой зелени, за которой бабушка послала меня еще днем. Вскочив в троллейбус, я увидел у кассы Бориса Дилакторского.
– Ну как, цветотонировщик, успехи?
– засиял улыбкой Борис.- Кого еще разукрасил?
– Скоро всех разукрашу,-в тон ему шутливо ответил я.
– Ну и как, оракул, какого я цвета?
– Этакого незрелого лимона...
– Так, значит, при помощи шкалы решил измерять людей?-улыбался Борис.-По клеточкам их?..
– Да почему?! Кто какой есть-такой и есть.
– Оно-то, конечно, так... Но ведь ты. Костя, привязываешься к людям. Лезешь им в душу.
– Нет, я не могу видеть глубоко сокровенное. Очевидно для меня лишь то, что касается межличностных отношений. И ни к кому я не привязываюсь!..
– А к Ниготкову? Рассказывал Вадим, что произошло в лесу... Ударил ты там человека...
– Но на нас ведь напали!
– Все верно. Но ведь оказалось, что это был никакой не Ниготков. Понимаешь, Костя, вдруг в конце концов окажется, что ты по отношению к нему был, мягко говоря, неделикатным. Не в лесу, а так, вообще... Неловко получится... И зачем она тебе, тайна чужого сердца, когда сердце желает быть под розой?
– Что значит "под розой"?
– Есть такое латинское выражение: "sub rosa", то есть "под розой"-в тайне. Тайна любви, например. Святое дело!
– Ниготков влюблен!.. А если аферист желает остаться под розой?
– Ниготков аферист?
– засмеялся Борис.- Это, мой друг, сначала надо как-то доказать. Хотя бы как-то! А так ведь не только Ниготков, а и ты бы обиделся. Верно? Ну, а вдруг человек просто-напросто болен и поэтому фиолетовый?
– Да, болен - склерозом совести!
– Ну, как знаешь! Боюсь, что перебираешь ты.
– Слушай, Борис,-сказал я,-быстро иди за мной. На переднюю площадку.
Я давно обратил внимание на одного малого лет сорока, который, наверное, еще с конечной остановки стоял на передней площадке, уставившись через стекло кабины на проплывавшие мимо улицы. Мужчина был сливяно-сиреневого цвета.
– Вот полюбуйся...- громко сказал я Борису.
– Дрожит и боится теперь! Погладим его по головке, а?
Мужчина повернулся к нам.
– Ну так как, гражданин, теперь быть?..- строго спросил я.
– Надо напрямик!..-решительно сказал Борис и шутливо, ребром ладони рассек перед собой воздух.- И все!
– Парни, простите! Первый раз в жизни!..- взмолился мужчина.
– А может быть, третий?
– спросил Борис.- Ну-ка, вспомни.
– Да нет! Нет, нет!..-с выражением непередаваемого раскаяния на лице, с жаром возразил он и поднял лежавший у его ног тощий рюкзак.- Дурость попутала. Ошибся, сам не рад...
Он невольно протягивал рюкзак Борису.
– Зачем он мне?-сердито спросил Борис.- Сам доставай!
Мужчина расстегнул на рюкзаке ремни.
– Парни, не увозите меня...
– Куда?
– спросил Борис.
– Ну, в милицию... Честное слово, не увозите!
– Сам доедешь. Никуда теперь не денешься.
Мужчина что-то вытаскивал, но рюкзак поднимался вместе с поклажей. Даже склонившись, мы не могли понять, что это у него там такое. Да как раз троллейбус подкатил к остановке и пассажиры стали выходить.
Наконец он за черное крыло вытащил огромную мертвую птицу.
– Что это?-спросил Борис.
– Черный лебедь,-промямлил мужчина.-Лебедь...
– Где ты его убил?
– На водохранилище.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Зачем?
– Страсть одолела... И сам теперь не пойму и не рад. Вишь, запах уже пошел... Сам уж не рад. Понимаете ведь: страсть!..
Я взял черного лебедя за огромные крылья, поднял перед собой. Повисшая на длинной, вялой шее голова птицы почти касалась моего пояса.
– Вот полюбуйтесь,- возлагая огромную мертвую птицу на руки браконьера, громко сказал я,посмотрите, что совершил на водохранилище этот любимец фортуны. Вчера он, после своего выстрела, ясными застенчивыми глазками видел, как лебедь смертельно встрепенулся и уронил гордую шею...
Подняв брови, сморщив к переносице кожу лба, любитель природы сочувственно мне улыбался.
– Зачем ты его убил?
– сердито спросил Борис.
– Да страсть одолела, говорю же вам,- мямлил он.-Извините, ребята...