Судьба российских Съезда и Верховного Совета, похоже, вызывает у автора чувство некоторого сожаления, хотя он объективно анализирует перипетии политической борьбы между этим так называемым парламентом и Президентом, завершившейся действительно трагическими событиями начала октября 1993 г. Но трагичность не в том, что перестали существовать Съезд и Верховный Совет, а в том, что погибло много ни в чем не повинных людей, немалая часть которых стала жертвой своего любопытства. Что касается народных депутатов, то те из них, которые оставались в Белом доме, поддерживая авантюризм руководителей и подбивая граждан на мятеж, несут большую долю ответственности за жертвы этих нескольких дней. Однако коллективный орган, в котором такие люди определяли его деятельность, не заслуживает сожаления. На мой взгляд, шансов на то, что в будущем эти органы могли бы стать действительным парламентом, было чрезвычайно мало, да и последующая история это подтвердила. Можно сожалеть еще и о том, что Конституция России 1978 г. с последующими изменениями не была заменена в законном порядке, но в этом повинен все тот же Съезд, не желавший отказываться от так называемой советской власти, в действительности при господстве КПСС не существовавшей, и от собственной своей власти, которую стремился расширить за разумные пределы.

Съезд, работавший еще в полном составе, не так уж редко принимал решения под влиянием сиюминутных эмоций, с голоса, заражаясь истерикой прорвавшихся к микрофону неуравновешенных депутатов. Мне довелось присутствовать почти на всех заседаниях Съезда, и я вспоминаю, как во время очередной коллективной истерики в связи с вопросом о возвращении Крыма я спросил сидевшего рядом депутата, человека лет 30, понимает ли он, что попытка вернуть Крым может привести к братоубийственной войне с Украиной и большим жертвам. Ответ был примерно такой: понимаю, но через это надо пройти.

Припоминаю и другое. Через день-два после октябрьских событий я встретил уже бывшего народного депутата, принадлежавшего к одному из влиятельных тогда политических формирований, которые считались демократическими. Он сказал радостно: «Мы победили». Я, еще находясь в смятении от событий, согласился с ним, но душу точил большой червь сомнения относительно того, кто действительно победил. Будущее подтвердило оправданность сомнений. И. В. Шейнис убедительно, на мой взгляд, показал, что Б. Н. Ельцин и демократические силы того времени далеко не во всем преследовали одинаковые цели, а плоды победы пожали лишь те, кто были близки к первому Президенту России. К сожалению, и тогда у нашего общества выбор был между довольно нехорошим и совсем скверным, и все же лучше, что победило меньшее зло. Если считать прекращение существования Съезда и Верховного Совета падением или крушением парламента, то единственное, что можно по этому поводу сказать, – это то, что так ему и надо, он сам в этом виноват. А нам, избирателям, следовало бы из этого извлечь уроки и выбирать в законодатели не златоустов-обличителей, а людей, подготовленных и настроенных на конструктивную работу, способных договариваться. К сожалению, таким выборам мы пока что не научились.

И наконец, об избирательной системе. С конца 1992 г. я участвовал в работе руководимой В. Шейнисом инициативной рабочей группы, готовившей проекты избирательного законодательства. Все ее участники исходили из необходимости проведения выборов на основе пропорционального представительства политических сил, чтобы избиратель имел возможность выбирать между политическими программами, а не между отдельными людьми, которых он, как правило, не знает. Однако бульон партийной системы к тому времени не сварился, вследствие чего пришлось согласиться на то, что половина депутатов будет избираться по-старому, то есть по мажоритарной системе в одномандатных избирательных округах, а применительно к пропорциональным выборам предусмотреть участие не партий, а избирательных объединений. По этой смешанной системе стала избираться Государственная Дума, результаты чего читателю известны. Несмотря на протестное голосование значительной части избирательного корпуса, реальная политика в соответствии с Конституцией РФ 1993 г. стала определяться исключительно Президентом и его окружением, а Государственная Дума вопреки обличителям этой политики и подчас даже не без их содействия стала штамповать законы, подготовленные исполнительной властью. Впрочем, и законы, подготовленные самой Думой, обычно были не лучше. Избрание Президентом В. В. Путина породило у избирателей надежды на улучшение политики, и в результате пропрезидентская партия «Единая Россия» имеет в настоящее время в Государственной Думе большинство, превышающее 2/3 голосов, а демократические партии не смогли преодолеть 5-процентный барьер и утратили места в Думе. Приходится вспомнить, что именно В. Шейнис был активным сторонником такого барьера, хотя при обсуждениях в рабочей группе высказывались предложения об уменьшении этой цифры. Избиратели от господства «Единой России» пока что мало выиграли, а потери от пролоббированных и непродуманных законов понесли ощутимые. Достаточно упомянуть Жилищный кодекси Федеральный закон 2004 г. № 122-ФЗ.

В. Шейнис, будучи сторонником пропорциональной системы, обоснованно полагал, что на пути к ее исключительному применению нужно пройти этап германской системы, в которой пропорциональный элемент преобладает, но не исключает элемента мажоритарного, позволяющего избирателям выдвигать кандидатов и самовыдвигаться. Германский избирательный закон предусматривает, что основной принцип распределения мандатов пропорциональный. Из числа мандатов, полученных партийными списками кандидатов, исключаются мандаты, полученные кандидатами соответствующих партий в одномандатных избирательных округах. Для пропорционального распределения применяется 5-процентный заградительный барьер, однако партия, получившая менее 5 % голосов, допускается к распределению, если в одномандатных избирательных округах провела не менее трех своих кандидатов.

Вообще, определяя целесообразность той или иной избирательной системы для России, приходится иметь в виду, что критерии, более или менее достаточные на Западе, у нас могут утратить всякое значение, да по сути уже и утратили. Мажоритарная система в условиях нашего федеративного устройства неизбежно нарушает принцип равного избирательного права, поскольку есть чрезвычайно малые субъекты Федерации – некоторые республики, автономные округа, небольшие области, представительство которых политически нельзя растворить в более крупных избирательных округах, формируемых на основе единой нормы представительства. В малых республиках обычно господствуют кланы, которые и определяют, кто станет депутатом. В других избирательных округах, как показал опыт, оставалось бы значительным влияние административного и в меньшей степени финансового ресурса (иногда они сливаются). При пропорциональной системе имеет место то же самое, причем в прессе описаны случаи продажи партийным руководством мандатных мест в списках кандидатов. Соперничество программ у нас не получается, потому что они зачастую выглядят как близнецы-братья. Но это все уже за пределами рецензируемой книги: в 1993 г. трудно было предположить, до какой степени изощренности могут дойти наши фальсификаторы выборов.

Возвращаясь к монографии В. Шейниса, хочу подчеркнуть, что теперь ни одна полноценная работа по политической истории России данного периода и по истории российского государства и конституционного права невозможна без использования этой книги. В ней существенны и описание малоизвестных, но важных событий и других фактов, и особенно оценочные суждения автора. Жаль, что тираж книги (1000 экз.) слишком мал даже для снабжения библиотек, а приобрести ее весьма трудно уже теперь.

Вопрос о структуре парламента – неотъемлемая часть конституционной политики построения системы государственной власти. «Структура парламента, определяемая количеством палат и методом их формирования, – справедливо отмечает профессор Б. С. Крылов, – самым тесным образом связана с компетенцией парламента в целом и палат, его образующих [30] .