Кто-то больно стукнул меня по почкам, после чего, сквозь жгучую боль, я услышал вопрос, задаваемый все тем же механическим голосом.

— Говори, как ты оказался в том подвале?

Я пытался купировать боль и восстановить дыхание.

— Вы идиоты! Ещё раз говорю, уже в двадцатый раз — я заложник! Меня похитили из больницы ночью, привезли в этот подвал. Мне удалось через лоджию сбежать. Когда я прятался во дворе, думая, как оттуда уйти, началась стрельба. Люди побежали к подвалу, я думал, что там укрытие и тоже побежал туда. Я с несколькими людьми забрался в подвал, какой-то мужчина стал открывать дверь. В это время кто-то кинул в подвал гранату, и все умерли, кроме меня. Я увидел в открытой комнате много оружие, и взял со стеллажа автомат, и залег на пороге комнаты, потому что сверху кто-то стал стрелять в подвал…

— Ты стрелял в безоружных людей и убил их.

— Я ничего не знаю про безоружных людей. Я никаких безоружных людей не видел.

— Ты убил два десятка мирных жителей, ты их хладнокровно расстрелял из штурмовой винтовки…

— Ещё раз говорю — я стрелял только в ответ, только в ту сторону, откуда в меня стреляли…

И опять удар по почкам, который заставил меня и заткнулся, наверное, я, по мнению этого механизма, неправильно отвечал.

— Где ты проходил подготовку?

— Какаю подготовку?

— Боевую подготовку.

— Я никакой подготовки не проходил. Только программу средней образовательной муниципальной школы и три года хожу в секцию каратэ при этой же школе.

— Тебя в секции учили стрелять?

— Я стрелял раз в жизни. Меня товарищ на день рождения позвал в стрелковый клуб. Мы там дважды автомат Калашникова разобрали-собрали и я десять патронов выпустил в мишень из него.

— Фамилия и имя товарища.

— Я не помню, у меня после взрывов и пыток голова совсем не соображает, клуб смутно помню, а товарища нет…Ай!

— Ты выстрелил десять патронов, а потом в темноте убил двадцать человек? Ты всё врёшь! Ты понимаешь, что если ты не будешь с нами сотрудничать в проведении расследования, тебе грозит пожизненное заключение? Если ты во всем не раскаешься, тебя будут судить как взрослого преступника. Такое право у нас есть в случаях терроризма и экстремизма. А ты террорист. Ты проник на территорию жилого комплекса и убивал мирно спящих людей!

— Можно вопрос? Ту гору оружия, что в той комнате была, тоже я на себе принёс…

И опять удар. Как же невыносимо больно! Сквозь невыносимое жжение боли я услышал следующий вопрос:

— Рассказывай где ты проходил боевую подготовку?

Смежное помещение.

Два человека за толстым стеклом смотрели, как в комнате для допросов, среди серых безликих стен, два сотрудника служба безопасности в чёрной форме без знаков различия, растянули на столе щуплого человека с завязанными глазами. По сигналу, периодически загоравшегося, светодиода, агенты методично били задержанного в область поясницы.

— Сколько у нас он находится?

— Тридцать восемь часов? Ну что, будем переходить в следующей стадии допроса?

— Нет, нельзя. То, что можно применять к несовершеннолетним, мы уже применили, а он не размяк. Я не думаю, что ближайшие десять часов ситуация изменится. Через десять часов мы отдадим его русской жандармерии…

— Зачем?

— Потому, что мы можем забрать гражданина Союза республик для проведения следственных действий только на сорок восемь часов. И Верховный Комиссар сказал, что не будет выходить на местного Генерального прокурора, чтобы продлить этот срок.

— Но, почему?

— Потому, что если мы не отдадим этого ребёнка русским через десять часов, информация о нем просочиться в прессу, и наша же Эмнисти International нас порвёт и вывернет наизнанку!

— Откуда они узнают?

— Офицер по связи местной жандармерии прямо сказал мне, что они не смогут гарантировать, что информация о задержанном через десять часов не просочиться в прессу. Он мне в прямую этим угрожал.

— Но почему? Этот сопляк такой же террорист, как сотни других. Южанин, северянин — какая разница? Он обычный террорист.

— Ты же начинал в полиции?

— Да.

— В спецподразделении служил?

— Да, в ГСВ — девять, третий взвод егерей…

— Скажи, если бы сопливый мальчишка не дал террористам воспользоваться сотней автоматов и гранат, а также двумя гранатомётами, в то время, когда ваша группа выдвинулась на штурм здания, вы бы отдали этого пацана спецслужбам?

— Конечно нет!

— А почему ты считаешь, что русская полиция делает по-другому? Они конечно не пойдут штурмовать офис комиссариата, но информацию об этом пацане в прессу сольют, и не известно, что будет хуже для нас. Поэтому, если в течение двух часов прорыва в допросе не будет завязывай с ним, приводи его в порядок и передавай его русским.