Шрифт:
– Может, отдать нужно было?
– А зачем? Мы когда плату оговаривали, я наблюдал за майором, не отдал бы он мне ничего, забрал бы все, сказал бы, что военная необходимость. Ну СВТ, да, винтовка армейская, отличная, не знаю, за что ее ругают, а вот пулемет им ни к чему. Согласно внутренним распоряжениям по РККА, советским войскам не то чтобы запрещается, а скорее не рекомендуется использовать трофейное оружие. Если им пользуешься, то все, оно значит лучше, ты предатель и следует трибунал с расстрелом. Это я, конечно, сгущаю краски, но политруки и особисты внимательно следят, не схватит ли кто оружие противника. Так что пулемет они бы все равно не использовали, отправили бы его куда-нибудь на склад. Так зачем им, когда он у меня так же будет в порядке? Да и не смогут они у немцев боеприпасы для него получать, расстреляют их, а пулемет в кусты забросят. Пользуются советскими пулеметами, вот пусть и дальше с ними воюют. Так что гнилой тот майор, я его натуру сразу понял, связываться не хочу. Поэтому мы и не поехали по главной дороге, а вот по таким малоезженым тропкам покидаем этот район.
– Все понятно, возражать не буду, но ответь мне на такой вопрос. Зачем тебе столько оружия?
– Да мне ничего, кроме пары пистолетов и обеих снайперских винтовок, и не нужно, да и то больше для коллекции. А насчет остального оружия планы есть и планы большие. Сейчас для меня это оружие, а вот когда приедем в Москву, это будет доказательством. Потом поймешь, для чего. Я мемуары хочу написать. Чуть позже, когда взрослее будем. Как вот мы ехали по этой дороге, что видели, чему свидетелями были.
– Я помню, что ты что-то в журнал записывал.
– Память такая штука, многое стирается, вот и веду дневник нашего путешествия, чтобы освежить память, если потребуется.
– Ясно. А с немцами как? Что-то больно легко у тебя все получилось. Раз и нашел.
– Честно говоря, сам поражаюсь. Ситуация, как в истории, пришел – увидел – победил. Нет, я думал, что смогу выполнить просьбу военных, но там пятьдесят на пятьдесят. Немцы по лесу ходить умеют, я это еще у дороги это заметил, когда они машину брали, но тут реально повезло. Если бы не дождь что четыре дня назад в этих местах прошел, он нас не коснулся, влажная почва и то, что снайпер нес груз, следы глубокие, я бы до наступления темноты их не нашел. Так что то, что я говорил командирам там на пляже, в большинстве было блефом, бравадой, я играл, если честно, такого рубаху-парня, которому море по колено. Тогда я не был уверен в результате. Главное, патроны было заработать за дело. А так думал, вернусь ночью ни с чем, скажу, что немцы ушли к реке, там следы теряются, вверх по течению ушли или вниз. Мол, извините, времени ими заниматься у меня нет. Ну а патроны, сказал бы, утопил в реке. Придумал бы чего-нибудь. А тут даже сам поражаюсь, все так сложилось, на следы немцев даже дважды наткнулся, а потом этих двух нашел. Жаль, пристрелить их не получилось, но сдал я их майору, все же шепнул ему, кто они, чтобы шлепнули их потом.
– Не немцы?
– Немцы бы мне так просто не сдались, что-нибудь да попробовали сделать. А эти… В группе вообще три немца оказалось, командир, радист и еще один солдат, остальные добровольцы разных стран. Например, тот громила-пулеметчик, чьи тебе ботинки подошли, это француз, какой-то там провинции, из-за которой немцы с французами на штыках. Я не уточнял. А второй вообще поляк. Так что запугать их было хоть и трудно, но я смог подобрать нужные слова. Ну а дальше ты знаешь, имущество их у нас, сами они переданы майору.
– А откуда они наш язык знают?
– Поляк переводчиком работал в отеле в Варшаве, француз имел русскую горничную, из любопытства изучил язык, у него вроде как способности к этому были. Шесть языков знает. Но я не проверял.
– Нет, все-таки насчет оружия. Мы пока ехали к пляжу, этот майор все жаловался на то, что в его полку очень мало оружия, чуть ли не по крупицам собирают с разных складов. Думаю, это плохо лишать воинов оружия.
– Вот кто все склады с мобилизационным вооружением у границы разместил, отчего немцы их целехонькими захватили, вот тот и пусть им оружие добывает и отвечает за это, – спокойно сказал я, но с металлическими нотками в голосе. – Немцы к Москве рвутся, думаю, дойдут, и я не хочу оказаться перед ними с голой жопой. Там будет наш дом, и у меня должно быть, чем его защищать, а я буду это делать и не отступлю. Вас, может, отошлю, а сам останусь. Именно поэтому мне и нужно это оружие. Я ведь специально трофейное отбирал, которое в нашей армии не используется и если используется, то недолго, пока боезапас не закончится.
Дед завздыхал, а я задумался. Пока мы шли, я искал любую возможность узнать, как идет эта история. Так вот, я не заметил каких-либо изменений, все как и в моем мире. Конечно, я не знал точных дат, когда был отдан тот или иной город, когда это объявляли по радио, удалось трижды прослушать такие сообщения на улицах деревень и одного городка. Изменений не было, это меня тревожило и злило, а раз так, значит, и битва под Москвой будет. Естественно, меня добровольцем в ополчение не возьмут, возраст не тот, но попартизанить я смогу, вот к этому и готовился. Так что оружие мне реально было нужно. Нашим ничего не дадут пяток единиц, что у меня есть, так что особо я не переживал, что якобы ограбил бойцов, тем более у них я как раз ничего не брал, ну кроме патронов, но ими их и так снабжают, а у меня подобного снабжения нет. Вот и приходится придумывать разные способы законно пополнить боезапас, как я это сделал с автоматом. Совесть меня не мучила. Разве что я все чаще стал думать о том, что зря не попробовал пробиться к Сталину и не рассказать о будущем. Понимаю, что идея бредовая, ну кто меня бы слушать стал? Тем более особо ничего рассказать я бы не смог, кроме начала войны, не ученый и историк, а обычный бизнесмен, который умел жить и давал жить другим. Качества, скажем, не те, чтобы меня встретили с распростертыми объятиями. Да и свобода мне реально была дороже. Спасти тех, что пострадал, погиб или пропал за первые месяцы войны, да и вообще за эту войну? Я думал об этом, еще когда лежал раненый на печи у деда, очень долго думал. Не посчитайте меня трусом, но я тогда реально испугался. А если я все не исправлю, а история изменится и станет еще хуже? Эту версию я знаю, и как раз она, несмотря на потери, была самой приемлемой, именно поэтому и с отправкой писем тянул до последнего, чтобы минимизировать потери в первый год войны. Ведь как, я хоть и не историк, но все же разнообразно развитая личность и мне было известно, что в начале сорок первого года англичане чуть ли не заключили мир с немцами, там какая-то мелочь помешала. А тут хватило бы толчка от меня, как англичане вошли бы в ОСИ и было бы совместное нападение, а вот этого наши бы не выдержали, точно не выдержали. Этого и боялся, долго думал и гадал, что выбрать. Вот и решил отдать выбор на волю случая. Взял монетку, сделал свой выбор и подбросил. Выпала та сторона, где информацию подавать можно, но дозированно и очень осторожно. Вот такая история. А сейчас уже сомневаться начал, что монета упала нужной стороной.
– Да-а, вот оно как все повернулось, – вздохнул я.
Дед косо посмотрел на меня и тоже вздохнул. Так и ехали вместе дальше по тихому лесу. Хотя нет, уже не тихому, вдали явно загрохотали бомбы. Что-то бомбят. Достав карту, я провел пальцем по линии и задумался.
– Хм, а кого это бомбят, тут же нет нормальных целей? Может, нашу часть какую при передвижении по дороге? Да и рано, только-только рассвело.
Кто и кого бомбил, мы так и не узнали, как двигались лесом по разным дорогам, так и шли, а тут были кругом леса. Подлянок от майора я так и не дождался, но был один случай в этот же день, когда мы покинули лагерь у Старой Руссы. Не хочу его особо описывать, в общем я лишился «вальтера», того, что ППК, обзавелся синяком на солнечном сплетении и разбитой губой. Один командир НКВД, он остановился рядом и вышел дорогу спросить, заметив, что у меня сбоку топырится, побил и отобрал оружие, тут же прыгнул в машину и усвистал. Я даже сразу и не понял, что произошло, стою в майке, тот рубаху успел содрать, а потом оружие с кобурой и вдали пыль от уезжающей машины. Когда смог отдышаться, конечно, бросился к телеге, да поздно. Очень быстрый и резкий оказался, скотина, бил не жалея. Я пока СВТ откапывал, тот ушел. Не успел, до сих пор обидно. Семья в шоке от такого зрелища была. Ладно, через пару дней я успокоился и перестал строить планы вырезать весь наркомат, хрен с ним, пересекутся еще наши пути-дорожки.
Армейские посты встречались трижды за следующие четыре дня, пока мы не выехали на главную трассу до Москвы. Кстати, отнюдь не пустую, беженцев хватало. Появились переполненные рейсовые автобусы, машины тоже были, включая гражданские, все двигалось, все ехало в сторону Москвы. Вот и мы, вернувшись к привычной скорости передвижения, километров по двадцать пять – тридцать в сутки, иногда отдыхая пару дней в отличных местах для этого, тоже с каждым днем приближались к столице.
После Старой Руссы я был несколько напряжен, ожидал подлянки от армейцев. Когда первый пост засек, практически все снял с телеги и повозки, укрыв в кустах, а проехав его (на нас даже внимания не обратили), потом несколько часов бегал в обход поста, все перенося. Второй пост проехал с осторожностью с грузом, как-то не было желания больше все на себе носить или волоком тащить, первого раза хватило. Ну а третий пост ни я на них, ни они на меня не обратили внимания. Вот так и ехали, и чем дальше, тем меньше людей в военной форме мы видели. В последние дни так вообще ни одного, тем более когда добрались до Твери, мы там на пару дней остановились на окраине и пополнили припасы, ушли с основной трассы и двигались проселочными дорогами. Все уже привыкли к такой жизни, что, когда появился указатель «До Москвы 32 километра», некоторые не могли поверить, что все, завтра прибудем на место.