Необходимо подчеркнуть, что все вышесказанное относится к привычным, «традиционным» субъектам финансовых правоотношений. Между тем в настоящее время в юридической науке в целом и науке финансового права в частности ведутся споры о возможности (и необходимости) выделения принципиально новых субъектов финансовых правоотношений, например искусственного интеллекта, наделенных искусственным интеллектом роботов и экосистем, появление и развитие которых стало возможным исключительно благода ря новым технологиям.

Особую актуальность в современных условиях приобретает изучение правового режима функционирования искусственного интеллекта (далее также – ИИ) в финансовой сфере. Так, в утвержденной Правительством РФ Концепции развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта и робототехники до 2024 года [113] особо отмечается потенциал применения ИИ на финансовом рынке для осуществления алгоритмической торговли, клиентского обслуживания, обработки финансовой информации, анализа рынка и т. д.

Определение искусственного интеллекта в настоящее время закрепляется в нескольких нормативных правовых актах различной юридической силы. Согласно подп. «а» п. 5 Стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года под искусственным интеллектом следует понимать комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые как минимум с результатами интеллектуальной деятельности человека. В свою очередь, названный комплекс технологических решений включает:

– информационно-коммуникационную инфраструктуру;

– программное обеспечение (в котором используются в том числе методы машинного обучения);

– процессы и сервисы по обработке данных и поиску решений.

Данное определение является достаточно универсальным и отражает основные технические характеристики, присущие искусственному интеллекту. Впрочем, и оно нашло свою критику в юридической науке [114] . В доктрине предлагаются и иные, подчас достаточно объемные определения искусственного интеллекта [115] . Как бы то ни было, все встречавшиеся нам определения страдают одним существенным недостатком – они отражают в первую очередь технические аспекты рассматриваемой категории, слабо передавая сущность искусственного интеллекта именно как правовой категории [116] .

Одновременно все чаще стали появляться серьезные научные исследования, в которых проводится анализ возможности отнесения искусственного интеллекта к числу субъектов различных правоотношений, т. е. признания за ИИ правосубъективности [117] . Очевидно, что первый и наиболее простой ответ на поставленный вопрос: ИИ не может признаваться субъектом правоотношения. Между тем не все так однозначно и рассматриваемая проблема требует более пристального исследования.

Необходимо указать на то, что теория о субъектах правоотношений в ее нынешнем виде прошла довольно длительную эволюцию. Так, достаточно сказать, что еще 100 лет назад юридическое лицо не всеми правоведами признавалось субъектом правоотношений. В частности, выдающийся дореволюционный теоретик права Н. М. Коркунов писал, что юридические отношения могут складываться только между людьми, в связи с чем и субъектами следует признавать только людей [118] . С другой стороны, не во все времена и не во всех культурах субъектами выступали исключительно живые люди. Так, Г. А. Гаджиев и Е. А. Войниканис отмечают, что классическое римское право изначально признавало, что определение субъекта права в качестве исключительно живого человека – ошибочно. Такой подход представляется чрезмерно узким. Утверждение, что субъектом права может быть только живой человек, тесно связано с узкореалистическим пониманием права [119] . В свою очередь, А. В. Березкин и С. Ю. Крицкая указывают на то, что «persona представляло юридическую фикцию, т. е. крайнюю степень абстракции, поскольку означало… некий символ – принципиальную схему» [120] . Подобный подход характерен не только для западной, но и для восточной правовой традиции. Например, в Индии божества местной религии признаются субъектами правоотношений, имеющими свои права и законные интересы [121] .

В рамках современного финансового права, как уже было сказано выше, к субъектам финансовых правоотношений относятся публично-правовые образования (государство и муниципальные образования) и коллективные – органы государственной власти, местного самоуправления, бюджетные, автономные и казенные учреждения, государственные и муниципальные предприятия, иные коммерческие и некоммерческие организации и др. Ведущим субъектом финансовых правоотношений является государство. Еще Е. А. Ровинский обращал внимание на способность государства выступать в финансовых правоотношениях не только как властный субъект, но и как субъект хозяйствующий, выражающий культурные и материальные интересы общества в целом [122] . Л. Н. Древаль подчеркивает главенствующее положение государства среди иных субъектов. Осуществляя свои полномочия и обязанности в сфере финансов, оно проявляет себя одновременно в качестве носителя верховной власти и казны. Данное положение позволяет государству, помимо определения ограничений собственного участия в указанной сфере, устанавливать различные финансовые преференции в отношении себя [123] .

Таким образом, не следует сводить категорию «субъект правоотношения» исключительно к физическому лицу.

В свою очередь, О. А. Ястребов отмечает, что вероятность эволюции человечества, подкрепленная технологиями искусственного интеллекта, представляет собой базовое содержание трансгуманизма – интеллектуального и культурного общественного движения, поддерживающего необходимость планомерного базисного увеличения возможностей человека, в особенности посредством усовершенствования и распространения новых технологий [124] . Уже сейчас некоторые авторы указывают на необходимость распространения на ИИ конституционных гарантий его «прав и свобод» [125] .