– Значит, вам нужны агенты в Дании, Германии и Швеции. Спохватились! Так нетути более ничего! А ведь было — и сеть агентов, и каналы связи, и источники информации в самых высоких европейских инстанциях. Только, сударь мой, поддерживать это все надо постоянно. Люди — существа невечные, мрут-с, извините, да и при должностях своих не навсегда. А у нас война с японцем закончилась, революцию придушили, и все, не надо ничего. Но вот она, беда, отворяй ворота. Вы же не от хорошей жизни ко мне, старику, явились, а ума-разума поднабраться. У вас ведь, извините, профессиональных знаний нет. Только смогу ли я чем-то помочь? Годы, батенька, да-с, да и от дел я отошел довольно давно. Так что, пожалуй, увольте, Владимир Арсеньевич.

– Извините, господин действительный тайный советник, я к вам не от себя прибыл, а от руководства Морского генерального штаба и Департамента полиции. Вот официальные письма.

Два больших конверта легли на зеленое сукно стола.

Лартинг взял нож, вскрыл печати и углубился в содержание. Через некоторое время он, неприятно поморщившись, невесело поднял глаза на Сташевского.

– И что же, милостивый государь, вы вот так, запросто, везли сюда два секретных письма, где упоминается мое имя в совершенно определенном контексте? Это никуда не годится. Я, знаете ли, здесь нотариус, а вовсе не руководитель заграничного отдела Департамента полиции.

– Я не совсем понимаю.

– А если бы эти эпистолы перехватили?

– Что значит «перехватили»? Я дипломат все-таки, лицо неприкосновенное.

– Субчикам из службы полковника Николаи это совершенно все равно, дали бы вам, извините, сзади дубинкой по голове, после чего подали бы все эти секреты прямо к столу своего начальства, а потом бы тайно вывезли меня в бессознательном состоянии в Германию и там допросили бы с пристрастием. Я доходчиво объясняю?

– Извините, я не подумал, — смутившись, ответил Сташевский.

– Тут не надо думать, такие вещи надо знать, знать твердо, поскольку от этого зачастую жизнь зависит. У нас свои университеты, знаете ли, и учебники наши кровью писаны. Вот так. Ладно, вы не расстраивайтесь и не обижайтесь на мои нравоучения. Дело наше довольно грязное, нормы морали здесь несколько иные, чем на флоте, но если волею судеб и ради защиты Отечества нашего вы за это дело принялись, то белые перчатки, сударь мой, придется снять. Итак, в депешах сих мне выказано пожелание вновь встать в строй, ибо государство наше в опасности. Писано грамотно, и кнут и пряник присутствуют в надлежащей пропорции, в меру давления на совесть и чувство патриотизма. Конечно, не обошлось без намека, что в случае несогласия меня могут попросту сдать немцам. Ведь нынче я не являюсь носителем государственных тайн, а посему, с этой точки зрения, потеря невеликая. С другой стороны, обещают полное финансовое доверие и выполнение всех моих запросов без лишней бюрократии. Вот только стрелы не достигли своей цели. Немцам я вряд ли интересен, а денег у меня много уже давно. Нотариат — дело прибыльное, у нас репутация и солидные клиенты. Я даже не совсем русский и в России стал дворянином позже, чем в Европе. Однако я солдат и давал присягу, Отечество, по всей видимости, действительно нуждается во мне. Я к вашим услугам и к услугам Отечества, как бы ни высокопарно это звучало, — эффектно закончил свою маленькую речь Лартинг и широко улыбнулся. После некоторой паузы он продолжил: — Так что будем делать, Владимир Арсеньевич? Времени нет.

– Вы правы, времени нет, — согласился Сташевский.

– У вас есть здесь человек?

– Да, помощник морского агента старший лейтенант Безкровный.

– Отчего пришли вы, а не он?

– Он здесь известен, за ним, как вы говорите, мог быть «хвост».

– Ого, похвально, похвально. Вот что мы сделаем. Я попробую восстановить кое-какие старые связи. Наладить что-нибудь новое. Безкровный поступает в мое распоряжение. Я уже так носиться, как в Русско-японскую, не могу, извините, возраст. Ваша задача — наладить каналы передачи добытых сведений. Это важно, очень важно, оперативная информация быстро «протухает». Немцы стараются держать связь под весьма серьезным контролем и правильно делают. Канал должен быть не только скорым, но и безопасным.

– Согласен, Аркадий Михайлович, со всем согласен, — Сташевский несколько приободрился, задача переставала быть такой беспросветной.

– Хорошо, связь будем держать через вашего помощника, я должен знать его телефонный номер, только не домашний, а тот, который гарантированно не может прослушиваться. Телефон должен отвечать всегда, и информация до Безкровного должна будет доводиться незамедлительно, даже если он будет в отлучке. Лучше всего связной номер держать в русской миссии, надеюсь, там ведется круглосуточное дежурство. Свяжусь сам, когда понадобится. И запомните, мое агентурное имя Барон, не Лартинг и не как-либо еще. На этом предлагаю нашу несколько затянувшуюся встречу закончить. Не станем вызывать лишних подозрений.

– Да, Аркадий Михайлович, все будет сделано, разрешите откланяться.

1914 год. Август. Ревель

В ночь на четырнадцатое августа 1914 года начальник Службы связи флота Балтийского моря капитан первого ранга Адриан Иванович Непенин спал у себя в кабинете на диване. Спал, что называется, без задних ног. Непенин и так последний год жил в бешеном ритме, фактически создавая заново Службу связи флота, а с началом войны и вовсе стал работать круглосуточно. Вестовой Никита Беликов аккуратно убрал китель, которым прикрылся барин, стараясь не задеть стоявший прямо на полу телефонный аппарат, и заботливо укутал Непенина шерстяным пледом, специально припасенным на такой случай, после чего тихо вышел. Однако, только успев прикрыть дверь, Беликов услышал трель телефонного звонка.

– Вот мать его, — раздосадованно произнес он, — не дадут и часа человеку поспать.

Капитан первого ранга мгновенно проснулся и снял трубку.

– Непенин у аппарата.

– Здравия желаю, Адриан Иванович, это Ренгартен беспокоит.

– Здравствуйте, Иван Иванович, — сразу узнав голос дежурного флаг-офицера, ответил Непенин.

– Час, конечно, неурочный, но, кажется, на Оденсхольме сел на мель какой-то «немец». Во всяком случае, так доложил старшина поста связи Голиков. Там сильный туман, посему он точнее сказать не может. Я уже доложил командующему, к Оденсхольму направлены дежурные крейсеры «Паллада» и «Богатырь». Сходить бы туда, Адриан Иванович, в радиорубку бы попасть. Вы же понимаете, как это может пригодиться в нашем деле.