Впервые после долгих лет я увидела всех деревенских в одном месте.

Ферммары, разумеется, встретили меня высокомерными взглядами. Кто я такая, чтобы отказывать им в браке? Отшила лучшего жениха в округе! Выпороть меня мало…

Глухонемая соседка Эвина Файвлендора, как обычно, сидела ближе всех к алтарю. Петь она, конечно, не могла, но никогда не пропускала службы. А ведьмой прозвали ее за нелюдимость и звериный взгляд.

Рядом с ней я увидела стариков Раймеров. Они всем улыбались и ерзали от нетерпения поскорее начать.

Здесь были все: Хьюберты, Бартли, Олонды. С последними пришла и Инари — моя дорогая сестра на сносях. Помахав мне брошюрой, она широко улыбнулась и не без помощи Алаиса опустилась на скамейку. Место они выбрали у окна, чтобы Инари было достаточно воздуха.

— Она приехала сюда ради тебя, — подсказала мне мама.

То, что Инари и Алаис уехали из деревни в прошлом году, я знала. Но зачем идти на такой риск из-за меня? Выслужиться перед отцом? Показать, какая она примерная дочь и сестра на моем фоне?

Рэйгел Эккер с нами не поздоровалась. Прошла мимо, демонстративно глядя в другую сторону. А ее муж пожал руку моему отцу, поприветствовал маму и даже с полуулыбкой кивнул мне.

Единственные, кто уделил мне пристальное внимание, это Ян и Даймон Эверсоны. Они расположились во втором ряду слева. Я с родителями — в шестом посередине. Поэтому Эверсоны время от времени оборачивались. Ян мне улыбался, а его отец жег взглядом. Он умылся, побрился, причесался, надел чистую светлую рубашку, но все равно выглядел дико. До мурашек.

Эвин Файвлендор начал службу точно по времени. Все затихли, слушая молитвы и лишь в нужном месте повторяя за священнослужителем. Потом по залу пустили чащу очищения, в которую каждый должен был нашептать свои недельные грехи для покаяния, но по понятным причинам никто долго не задерживал ее в руках, чтобы про него чего дурного не подумали. Ведь каждый из здесь присутствующих считал себя чище и лучше того, кто сидел рядом. А мне и правда нечего было сказать. Разве что извиниться за непослушание. Но отец меня вынудил…

Все же я не стала воротить нос от ритуала. Шепнула что-то вроде: «Прошу прощения за то, что не оправдала ожиданий родителей», — и передала чащу дальше. Отец одобряюще улыбнулся.

Когда чаша вернулась к Эвину Файвлендору, он зажег в ней огонь, испепеляя грехи, и все встали для молитвенного песнопения. Мама знала тексты всех песен наизусть. Голос у нее был красивый, мелодичный. Она одна из немногих, кто исполнял стихиры звонче и искреннее остальных. Мне же требовалась затертая брошюра, половину слов в которой приходилось угадывать.

Я чувствовала себя не в своей тарелке. Даже Инари поднялась со своего места и, обнимая округлый живот, от души восхваляла богов. И Эверсоны не отвлекались, попадая со всеми в ноты. Только я растерянно бродила глазами по тексту и открывала рот невпопад.

Наконец эти мучения закончились. Полные сил, радости и облегчения прихожане еще долго обменивались любезностями, приглашая друг друга на чай и рассказывая, что интересного произошло на неделе. Мне болтать было не с кем. Поэтому я вышла на улицу, куда постепенно выползали уставшие дети и молодежь.

— Привет, охотница за привидениями! — окликнул меня сбежавший по ступенькам крыльца Ян. — Не ожидал увидеть тебя здесь, да еще и в платье. Думал, ты из таких выросла.

— Сливаюсь с толпой, — ответила я, скрестив руки на груди. — Ты же тоже пришел без лопаты. А собирался откопать мое чувство юмора.

С ним громко поздоровались деревенские парни, но он махнул им рукой и вновь переключился на меня.

— Слышал, ты наводишь о нас справки. Могла бы просто спросить все, что тебя интересует. Я постараюсь быть предельно честным.

— Ты оборотень?

Ян засмеялся, качнувшись с пятки на носок и сунув руки в карманы брюк.

— Не-а, не угадала. Мои родители когда-то были охотниками на оборотней. На одном из заданий моя мама погибла. Отец оставил службу, и мы стали вести такой жу-у-утко скучный образ жизни, — сказал он удивительно весело. Видимо, маму потерял рано, раз уже перетосковал. — Теперь понимаешь, почему мой отец слегка странный?

Я нервно поскребла шею пальцами и пискнула виновато:

— Извини.