Шрифт:
Он мог делать все, что угодно.
Даже пить пиво. Вернее, эль — так называли этот хмельной напиток Одноживущие. Настоящего пива Волколак еще не пробовал, но он не сомневался, что оно ничем не лучше пива виртуального. А скорей всего — хуже…
Волколак посмотрел в сторону деревни. Там есть неплохая забегаловка. И знакомый хозяин держит для него комнату, ведь он частый гость, постоянный клиент.
Но скоро…
Скоро все измениться.
Еще сотня-другая монет, еще чуть-чуть опыта, еще некоторое количество полезных знакомств — и тогда можно будет покинуть эти места. Отправиться по Миру на поиски приключений. А перед этим надо будет купить хорошие доспехи и оружие. И взять несколько уроков у мастеров. Может быть даже на целый сезон стать чьим-то учеником.
Так вернее. Так безопаснее.
«Двигаясь понемногу, пройдешь дольше, — любит приговаривать хозяин харчевни. — А бегущий без остановки быстро свалится замертво».
Волколак не хотел свалиться замертво.
Он знал, что новая жизнь, новое подключение влетит в копеечку. И вряд ли родителей обрадует новость, что пора опять раскошелиться.
Волколак криво усмехнулся, подобрал острый кусок щебня, шагнул к придорожному камню, нашел знакомую надпись. Привстав на цыпочки, старательно обновил ее, обвел стрелку, указывающую на плешивую макушку холма с плоскими бородавками крыш. Отступил на шаг, склонил голову набок, полюбовался результатом.
«Волколак проведет вас через Черное Урочище. Дешево. В любое время».
Он ведь здесь не бездельничал. Он тоже работал. Зарабатывал на жизнь.
И заработок этот был настоящим. Ведь при желании виртуальные монеты можно обратить в реальную наличность. И как знать, может когда-нибудь, когда у него будет приличный доход, именно так он и станет поступать. Ведь есть же люди, для которых игра — прибыльное занятие. Существуют же специальные биржи, где игровое золото можно обменять на любую валюту, есть и сетевые магазины, в которых можно продать ненастоящее барахло за настоящие деньги — за доллары, евро, юани, рубли.
«Когда-нибудь, — заверил себя Волколак, — игра сделает меня богатым».
Главное — двигаться понемногу.
Главное — не спешить.
Гудели, ныли голоса.
Ни слов, ни звуков — только ровный монотонный гул.
И отдаленный лязг. Стальной звон. Постукивание.
Мечи…
Глеб очнулся, дернулся, приподнялся. Огляделся недоуменно, встревоженно.
Он лежал на полу, в углу на куче тряпья. Над его головой потрескивал факел, ронял огненные капли в прибитую к стене миску с водой. На закопченных потолочных балках колыхались грязно-серые паучьи тенета — словно обрывки сгнивших флагов.
В тесной комнате было полно народу. Испуганные встревоженные люди сидели, скрестив ноги, полулежали, привалившись к стенам. Кто-то нервно расхаживал, перешагивая через вытянутые ноги, через тела, топча сброшенную одежду, пиная стоптанную обувь.
— Где я? — Глеб пытался вспомнить, как он здесь очутился.
В комнате не было мебели. Голые бревенчатые стены были изрисованы углем — примитивно изображенные человечки сражались на мечах и копьях, стреляли из луков по мишеням, бились врукопашную.
— Что это за место? — голос Глеба влился в общий гул и потерялся, растворился в нем.
Окон здесь не было. Только обитая железными полосами дверь, с маленьким смотровым окошечком, закрытым в данный момент.
— Что происходит? — Глеб, опираясь на стену, встал.
Он странно себя чувствовал. Очень необычно.
Это его пугало.
И память… Что-то случилось с его памятью. Ее словно вычистили, обрубили что-то, и культи воспоминаний так мучительно саднили…
«Амнезия», — выплыло нужное слово. И Глеб, не удержавшись, произнес его вслух. Громко. Так громко, что его наконец-то услышали.
— Я — Ирт, — повернулся к нему небритый мужичок средних лет, крепкий, широкоплечий, жилистый, но болезненно бледный.
— Ты Одноживущий?
— Да, — мужичок кивнул. — Здесь все Одноживущие.
— Но я… Как я сюда попал, ты видел?
— Конечно, Амнезия. Мы же ехали вместе, в одном фургоне. А после Том нас продал.
— Какой Том? — тупо спросил Глеб.
— Ну, Том. Работорговец.
— Продал? Нас?
— Да. Мы рабы. И он нас продал. Двоих по цене одного. Кажется, он просто хотел от тебя избавиться.
— Я не могу быть рабом!
— Любой, кто попал в фургон Тома, становится рабом, Амнезия.
— Меня зовут Глеб!
— У меня тоже два имени.
— У меня одно имя! Глеб! Так меня зовут! Глеб! И никак иначе!
— Хорошо. Я понял. Только не кричи. Здесь и без того страшно.
Глеб, сделав над собой усилие, закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Ирт внимательно смотрел, как шевелятся его губы.
— Так ты знаешь, что это за место? — спросил Глеб, чуть успокоившись.