– Дело ясное, не его это Евангелие, – усмехнулся Блок и с одобрения Чарова свернул беседу с оценщиком.

– И вот еще что, господин Блок. Предъявите Трегубову карточку Лиховцева. И коли опознает, уведомьте немедля. А сейчас, не сочтите за труд, сходите за ней в отделение, хочу предъявить его светлый лик кой-кому. Верну через пару часов, не сомневайтесь, – попросил Сергей, когда высаживал на Большой Морской полицейского чиновника.

Подробно повествуя о сделке с Казимиром, Порфирьич невольно угадал, что произошло в тот памятный вечер, когда студент с Евангелием в портфеле и полным кредитками портмоне оставил его квартиру. Не успев сделать и двадцати шагов в сторону Владимирской церкви, где намеревался взять извозчика, он услышал стремительно приближавшийся цокот копыт за спиной и инстинктивно вжался в глухую стену нависшего над узким тротуаром дома. Прямо на него с бешеной скоростью летела пролетка, из коей высовывались разбойничьи рожи, причем один из бандитов тыкал рукой в его сторону.

«По мою душу, черти…» – закрывая телом портфель, прошептал молодой человек, когда с Поварского переулка выкатилась огромная черная карета и остановилась посреди улицы, перегородив ее поперек. Изрыгая площадную брань на кучера колымаги, возница пролетки отчаянно дернул вожжи, лошадь яростно заржала и едва не высыпала пассажиров на мостовую. В эту минуту, многозначительно хлопнув дверцей, из кареты вышел осанистый, франтовато одетый господин, в коем студент тотчас узнал посетителя квартиры приемщика.

– Что, залетные, уговор позабыли, креста на вас нет! – грозно рыкнул на ошеломленных грабителей он и, крутя револьвером на пальце, вальяжно подошел к Казимиру. – Извольте садиться, милостивый государь. Карета подана, – с насмешливым видом во всеуслышание провозгласил франт и движением глаз дал понять перепуганному студенту, чтобы повиновался. Ни жив ни мертв, прижимая драгоценный портфель к груди, тот безропотно засеменил в экипаж. – Вдругорядь проведаю, что тут промышляете, будете ужо Крюку свою правду втирать. Так, ребята? – обратился он к незримым пассажирам колымаги, в кою проворно залез Казимир, и как не напрягал зрение, никого не увидел.

– Константин Журавский, – протянул ему холеную руку франт, когда карета тронулась с места.

– Лиховцев… Казимир, студент Императорского университета, – чуть заикаясь, он горячо схватился за поданную руку.

– Ка-зи-мир, – с расстановкой повторил его имя Журавский. – Из поляков будете?

– По матери поляк. Она из рода Ржевуцких.

– Ржевуцких?! – взволнованно воскликнул Журавский и побледнел лицом. Из-за сумрака в карете по причине сгущавшейся темноты это было трудно заметить, да и переживший опасное приключение Лиховцев вряд ли бы обратил внимание на случившуюся со своим спасителем метаморфозу.

– У вас должно быть много родственников? – овладев собой, продолжил расспросы Константин.

– Старшая сестра. Проживает в Москве по месту службы мужа. А я студент и с родителями в одной квартире помещаюсь. Еще дядя Стась, мамашин брат, они в Варшаве с супругой жительствуют. Намеревались по осени к нам погостить приехать, – сыпал частными подробностями Казимир, чье сердце переполняло чувство неизъяснимой благодарности к Журавскому.

– Кстати, куда вас отвезти? Домой, полагаю?

– Ежели не затруднит, – ответил студент и сообщил адрес. – Вы столько для меня сделали, и я, право, не знаю, чем могу отблагодарить вас.

– Пустое, – бросил Князь, а потом добавил. – Вот что, Лиховцев. Коли вам понадобятся услуги ломбарда или какая иная помощь, обращайтесь ко мне без колебаний. Я в «Доминике» частенько в шахматы поигрываю. К Порфирьичу ходить решительно не советую. Место, сами видите, не безопасное.

– Но как вы про этих догадались? – спросил про бандитов Казимир.

– Долго рассказывать, дружище, как-нибудь после.

Он бы с радостью поведал Казимиру, что подвигло его появиться в ту критическую минуту, но не стал, поскольку пришлось бы рассказывать правду о себе, а это не входило в его планы.

Когда Журавский покинул квартиру оценщика и, пройдя двором, вышел на Колокольную улицу, где его ожидала пролетка, то заметил трущихся возле арки личностей. Наружность и облик молодых людей не вызывали сомнений о роде их занятий, к тому же физиономия одного из них показалась Князю знакомой.

«Любопытно, чего они здесь потеряли?» – появление чужаков на своей территории насторожило его, однако неприятные открытия только начинались. Стоило проехать вперед, как ему встретилась пролетка, коя остановилась против арки дома оценщика и забрала сомнительных субъектов. Подозрения начинали подтверждаться, и, свернув на Владимирский проспект, Журавский решил вернуться к обиталищу Трегубова через Поварской переулок. К его удивлению, по переулку торопливо шагали Порфирьич и молодой человек, с коим столкнулся Князь на квартире оценщика. Они явно спешили и, не заметив его, скрылись в подъезде. «Чего это они к Желатину намылились? Видать, клиент оценить свою вещь у стороннего ювелира пожелал», – подумал Журавский и вновь оказался на Колокольной улице. Пролетка с залетными к тому времени отъехала от арки дома приемщика и, обернувшись к церкви, чего-то ожидала.

«Не инако как шмыгнуть 31 задумали, а на уговор с Крюком им тьфу и растереть. Ну да ладно, поглядим, что опосля будет», – просвистел мимо нарушителей «конвенции» Князь и, вывернув на Николаевскую улицу, вернулся на Поварской переулок. Через некоторое время из подъезда дома Желатина вынырнули те же лица и торопливо зашагали на Колокольную. Князь достал лефоше и медленно пустил вслед за оценщиком и его клиентом пролетку. Сидевшие в своем экипаже залетные равнодушно проводили их взглядом до самой арки двора приемщика. «Значит, на клиента Трегубова нацелились», – к той минуте Журавский уже выбрался из пролетки и наблюдал за происходящим из-за угла дома по Поварскому переулку. «А не взять ли мне карету у Желатина? Чай, одолжит на часок». Знавший Князя не первый год, тот не стал входить в детали и без лишних слов предоставил свою колымагу вместе с кучером на козлах в распоряжение Журавского.