Спустя три часа в дороге, у самого въезда в окрестности Пусана, я едва не проваливаюсь в сон. Однако просыпаюсь тут же, как плеча касается голова Веры. Скосив взгляд, осматриваю очертания маленького и аккуратного носа, алых, слегка приоткрытых губ.

Сев ровно, перенимаю ее вес на себя так, чтобы она могла устроиться удобнее. Все-таки пять часов пути — не мало, учитывая, что она прилетела утром. Я болван. Нужно было поехать на поезде. Так и быстрее, и комфортнее.

— Я, конечно, не собираюсь тебя отговаривать, но не считаю данную затею целесообразной, пупсик. Мы могли поселить ее в другую гостиницу, и приставить охрану. Я ей не доверяю, — тихо бросает Джеха, когда замечает, что Вера уснула.

— Сладкий, держи мысли при себе, — парирую, замирая.

Вера прижимается теснее. Она тянет руку вдоль моего живота, и обнимает. Я не смею даже пошевелиться, ведь улавливаю даже, как ее дыхание отчетливо ударяется горячим потоком в грудь.

— Я-то могу молчать. А что скажет Имо, и как ты объяснишь это Ханне, ты подумал? Разумнее было бы поговорить с ней, и поселить в нормальную гостиницу. Да, переждать под охраной, конечно. Вместо этого ты решил тащить ее через половину страны…

— Решил, — холодно отвечаю, а найдя руку Веры, обхватываю своей.

Цепляюсь за крохотную ладонь, как за якорь.

— Она опасна.

— Тогда зачем ты ее приволок сюда? — повысив тон, выхожу из себя, а Вера вздрагивает.

Опустив взгляд, с облегчением замечаю, что она не проснулась.

— Тогда я еще не знал того, в чем замешан ее папаша. Где гарантии, что эта женщина не работает с Сарой? Одна уже провела нас вокруг пальца. Тебе не кажется странным, что окошка напротив твоего номера были распахнуты только у этой агашши?

— Ты съел рамен без лука, или тебе забыли добавить яйцо, и обделили желтком? — зло ухмыляюсь, улавливая холодный блеск во взгляде Джеха. — Иногда я жалею, что вообще хоть чем-то делюсь с тобой. Рули давай. Кан Мари позвони, пускай садится на ближайший поезд.

— А моя жена, зачем тебе? — Джеха хмурится, и спрашивает вполне серьезно.

— Хочу устроить праздник. Ханна слишком испугалась, когда меня увозили. Надо это исправить, — отвечаю, смотря в окно на горный пейзаж. — Останетесь на несколько дней у нас. Ты давно ныл, что хотел порыбачить на лодке. Вот и представится возможность, если будешь делать это молча.

— Этот слон из посудной лавки Ки Шин тоже будет? Если да, то уволь. Не хочу видеть его.

— Будет, и тебе придется с этим смириться. Его сын близкий друг Ханны.

— Какая прелесть, — ядовито отвечая, Джеха сворачивает в сторону автобана ведущего к заливу.

— Ты расскажешь ей? — спрашивая, он аккуратно возвращается к изначальной теме.

— И даже покажу. Но что-то подсказывает — она не поверит, — опустив взгляд на наши руки, закрадывается мысль, что поступаю глупо. Но остановиться не могу.

"Нас развели… Я больше не нужна ему… — ее слова о муже звучат на повторе. Наверное, именно они путают мысли, дают новый шанс. Возможность вернуть ей хотя бы ее крестик. Вернуть, и снова отпустить. Но в этот раз, поговорив и поступив действительно по-человечески. Без тайн. Я хочу знать о ней все. Начиная с того, что ее тревожит сегодня, и, заканчивая тем, что вызовет ее головную боль, или улыбку завтра.

В том, что Имо все поймет, я впервые не сомневаюсь. Хотя это не умаляет стыд, что везу домой женщину, фактически чужую моей семье и близким. Везу из-за импульсивного решения, показать и познакомить ее с причиной, из-за которой Вере пришлось взять на себя подобный позор.

Иначе Вера не доверится, не расскажет о своей семье, а я не смогу ее понять. И тогда нас не спасет даже самый неистовый секс. Он не способен удержать людей рядом, если они не доверяют и не понимают друг друга. Хочу ли я, чтобы она осталась со мной? Хотел и раньше. Корил себя, терзал мыслями о ее муже, но алчно желал ее. До сих пор это чувство не стало меньше, а наоборот усилилось.

Это будет сложно. А вдвойне сложнее потому, что я не смогу бросить небо.

Все слишком запуталось. И становится только хуже, ведь как только я открываю перед Верой калитку дома, вижу испуганный взгляд дочери. Ханна не добегая до середины двора, останавливается. Моя девочка молчит и смотрит, а я умоляю небеса, чтобы своим поступком не причинил ей боль. Ведь тогда… Тогда будущего не будет совсем. Если Ханна не примет Веру, я останусь один. Другие женщины мне не нужны.

Я совершаю ужасную ошибку. Знаю и понимаю, что нужно было отказать, сесть в такси и уехать вообще без объяснений. Какая, к черту разница, что обо мне скажут? За эти два месяца, пришла к выводу, что людей забавляет чужое горе и ошибки. Оценивая их и осуждая, они самоутверждаются, получают возможность сказать: "Я бы так не сделал, или не сделала. Я лучше, чем все вокруг". Ужасная правда состоит в том, что ошибки совершают все, но не все готовы их признать, принять себя и свои желания.

Мои решения более не продиктованы страхом осуждения. Алексей освободил меня и от этого. Потому поступок Сана злит. Я не понимаю, как можно бросаться такими вещами, как брак, чтобы спасти репутацию женщины, которая улетит через несколько дней домой? В другую страну. Улетит, и все ее забудут. Зачем?