– Верю, Ваша Высокость. Однако... Вы можете простудиться и заболеть, если мы не закроем окно. Могу я хотя бы это сделать?
– я медленно положила на стол в центре комнаты всё, что принесла, и заметила как малыш цепко следит за каждым моим движением.

– Д-да...
– дрожа сказал мальчик, и отошёл в сторону, подальше от меня, наблюдая за тем, как я передвигаюсь по допросной.

Подойдя к окну, скривилась от ливней, которыми меня обдало. Быстро захлопнула окно, обратив внимание, что пластиковая рама фактически сама открылась.

"Ну и погодка..." - успела подметить, смотря на то как грохотало и лило снаружи.

– Теперь, мы можем с вами поговорить?
– я повернулась обратно к ребенку, с облегчением заметив, что он залез ручкой в пакет и стал сам доставать оттуда всё.

– Нет. Вы должны подождать, пока я поем, княжна, а потом переодеть меня.

Ребенок словно ожил, а я посмотрела на зеркало, которое занимало ту самую половину стены напротив и мягко кивнула головой, чтобы парни начинали слушать, что происходит.

– Хорошо, Ваша Высокость. Но мы очень о вас волнуемся. Вы наверное далеко от дома? Ваши родители не знают где вы и волнуются. Так нельзя.

– Мой отец найдет меня!
– строго, но по детски ответил Ярослав, и нахмурился, когда не нашел наверное той еды, которую хотел.

– А ваш отец... Он где?

– Он в летней резиденции в горах!
– тут же ответил ребенок и стал играть крышкой от пластмассового контейнера, пытаясь её открыть.

– Летней... резиденции?
– я свела брови над переносицей, и хмыкнула, - Это в Карпатах? В лесу, где вы заблудились?

Тут же уцепившись за это, подошла к столу и аккуратно помогла открыть контейнер мальчику. Он уже и забыл о своей бдительности, настолько был голодным.

– Да. Но меня украли предатели. Они плохие, и мне велено быть осторожным. Но я ослушался. Папа меня похвалил за то, что я впервые сел на лошадь сам. Я люблю когда папа меня хвалит. Потому и пошел на конюшни тоже сам, чтобы показать ему, что умею лучше. Это было ночью. А потом начался сильный дождь и я больно упал... и всё пропало... потемнело.

Ярослав замер, но следом поднял на меня взгляд, от чего я застыла, смотря в невозможно красивые глаза. Огромные, как озерца, и такие же блестящие, но в то же время хмурые, как грозовое небо.

Малыш шмыгнул носом и тихо спросил:

– Вы же не сделаете мне плохо? Вы очень красивая, княжна. И добрая. Вы поверили мне, и обратились с уважением. Отец не разрешает есть чужую еду и пить чужую воду. Но я очень хочу... А вы очень добрая и красивая. Ярослав верит вам. Те боярыни плохие и противные. Они спрашивали меня строго и обращались плохо. Они напугали меня, и я не хотел с ними говорить.

Мальчик тараторил так, что между словами делал запинки и громко глотал воздух, пока я раскрывала перед ним еду, а потом аккуратно вытирала грязные ручки. Он сам протянул мне ладошки, и как только прикоснулся ко мне, судорожно ухватился за мои пальцы своими, чтобы согреться.

"Ребенок, как льдышка..." - у меня так сжалось в груди, что захотелось эту тупую разукрашенную дуру по стене размазать, да так, чтобы на узоре вагонки остался след от её уродской помады, - "До чего ребенка довести! Идиотка, которая только взятками и живет. Ни о чем больше не думает!"

Я продолжала вытирать руки мальчика, а он стал намного спокойнее и расслабился, рассматривая кашу и кусочки мяса в ней.

"Мальчик напуган... И настолько, что превратил всё это в сказку. Возможно кто-то из тех убитых мужчин его отец?" - провела влажным полотенцем по ладошке ещё раз, и вложила в неё ложку, указав малышу на стул, а он только сильнее ухватился за мою руку двумя своими, и сел.

Ярослав ел с настолько ровной осанкой, словно его действительно учили этому. Однако начал делать это слишком быстро, поэтому я перехватила ручку малыша, а он тут же строго на меня посмотрел:

– Ваша Высокость, вы долго не ели. Нельзя так торопиться. Аккуратнее, и пережевывайте лучше, иначе будет болеть живот.

Мальчик замер, а потом тихо кивнул и схватил термокружку с теплым молоком.

– С вами был кто-то ещё, Ваша Высокость? Вы сказали: предатели. Кто они?
– я села на стул напротив, следя за тем, как ребенок ест.

– Я не помню. Стало темно, а лошадка поскакала слишком быстро. Ей будто больно стало, но я не трогал стремена, и не смог удержать поводья. А потом ударило с неба светом, и громом, и стало темно. Я присел на землю и позвал папу, но когда опять посмотрел на землю, стало совсем светло, и очень сыро. И сугробы пропали...