– Она хорошенькая… Белокурая… А та такая же или хуже?..

Князь не ответил.

– Что же, Караваев их хороший знакомый?

– Даже вздыхатель. В женихи метит, как и все Мариинцы… – сказал князь. – Как и вы будете скоро, – прибавил он сухо.

– Я?! Что вы! Христос с вами! – воскликнул Звездочкин. – Нет, князь, если моя нога переступит хоть раз порог этого дома, то ждите светопреставления на другой же день. Я терпеть не могу дамского общества и от всякой юбки спасаюсь бегством.

Между тем гусар, видимый в гостиной, что-то снова усиленно размахивал правой рукой. Женщины смеялись.

– Дурак! – вдруг резко выговорил князь. – Показывает, как пикой колоть. Воин! Как же? Герой гусар. Портняга. Даже на маневрах не бывал. Воображает, что поясничеством понравится. Осел. Идиот… Пойдемте! – прибавил он слегка нетерпеливо.

И оба офицера двинулись вместе.

Товарищ, которого встретил князь, был только что произведен в корнеты. Это был среднего роста, очень юный на вид и белолицый молодой человек с большими красивыми глазами. У него не только не было усов, но не было и тени какого-либо пушка на губах. Это был в полном смысле слова птенец, вылетевший только из гнездышка.

На Звездочкина и смотрели в полку именно так. Это был один из тех офицеров, которые находятся на особом положении во всяком полку. Все считают долгом им протежировать. Они – полковые дети.

Это те юноши, которые прямо от маменьки с папенькой, от мамушек, тетушек, братцев и сестриц, с варенья и печенья, попадают прямо в среду офицеров. Они всегда ухмыляются глупо, озираются робко и краснеют от всякой офицерской беседы, так как многое, о чем у маменьки с папенькой было запрещено даже и на уме иметь, здесь говорится вслух. Звездочкина звали в полку: птенчик, цыпленок, душанчик. За последнюю зиму кто-то почему-то прозвал его «княжна», и это прозвище укрепилось за ним.

Офицеры долго шли молча. Князь насвистывал марш, а насвистывание было у него всегда признаком внутреннего волнения.

– Вы куда, Звездочкин, идете? – сухо спросил он, наконец.

– Я… Я так… – смутился видимо юноша. – Я вот пройду и вероятно домой.

– Так я вас провожу до вашей квартиры.

– Да… Но… Я не знаю… Может быть я…

Корнет окончательно запутался и запнулся. Князь косо глянул на него, но среди темноты ночи не мог видеть лица его. Голос, однако, явно выдавал его смущение.

– Опять под окна!! – резко вырвалось вдруг у Аракина вспышкой.

– Что?.. Какие окна!?

– Опять под окошки того дома, который вы якобы даже не знаете кому и принадлежит.

Звездочкин приостановился и обернулся к товарищу.

– Совсем ничего не понимаю… – тихо произнес он.

– Вы влюбились, – заговорил князь глухо, – в одну из Задольских. Как и все мы по очереди влюблялись. Вот и все!.. Мне любопытно знать только одно: в которую… в младшую или старшую?

– Христос с вами! – воскликнул Звездочкин.

– Я вас убедительно прошу, господин корнет, отвечать, в которую… – почти грозно произнес Аракин, тяжело переводя дух. – Одна из них мне личность не чужая… Одна из них… Я люблю одну из них и надеюсь добиться взаимности… Вот!.. Я говорю прямо… Мне все равно. Это чувство невыносимо… Лучше прямо объясниться…

И князь от волнения почти задохнулся.

Понявший, наконец, все Звездочкин остановился, задержал Аракина за руку и горячо, наивно, но красноречиво начал убеждать товарища, что он все во сне видел.

Князь, наконец, успокоился, протянул руку корнету и произнес мягко:

– Простите. Я ревнив, как дьявол, как дурак. Но, ради Бога, обещайте, чтобы все осталось между нами. Я высказался вам одному. Из-за того только, что поймал вас на том месте, где бываю всякий вечер, чтобы видеть ее… Я бываю часто у них, но, конечно, не могу бывать ежедневно. Сплетни пойдут… Итак, даете слово, что все останется между нами.

– Даю… Богом клянусь…

– Ну, прощайте, – улыбнулся князь, подавая руку. – Идите на свое тайное свидание.

– Я иду к одному… Меня позвали в гости, – снова смущаясь, отозвался корнет.

– Ладно… Ладно… Идите…

– Ей-Богу!

– Да ладно, говорю…

– Ну ей-Богу же, вы Бог знает что вообразили! – горячо протестовал Звездочкин. – Ну, хотите я вам правду скажу! Хоть и стыдно… Вы ахнете и меня на смех поднимете.

– Почему же… Свидание, вот и все… С какой-нибудь Оксаной, Олесей, а то с Хайкой, то есть жидовкой.

– Ну, слушайте… Я шел к гадалке.

– Что-о? К кому? – воскликнул Аракин.