И погнал к воительнице. Сейчас потанцуем!

Мне в лицо уже летит град лезвий. Тресни, Навь! Началось! Девчонка прекратила мять стальные сиськи и ударила.

— Сдохни, придурок! — грохочет железным громом ее голос.

Не останавливаясь, выстреливаю рукой вперед. Парой карт с глезнами я взрываю летящее навстречу облако стали. Пригнувшись, пробегаю горящий воздух и оказываюсь подле воительницы. Она вылупляет железные глазки.

— Дерьмо! Как! Ты же без доспеха! — ее правая рука удлиняется и заостряется, превращаясь в меч.

Слишком долго.

— А вот так, — усмешка пляшет на моем лице.

Я уже вынул из разгрузки остроконечный осколок из глезны. Пока девчонка телится, бью кристаллом как кинжалом в ложбинку между стальных грудей. Прямо по центру между этими колоколами. Стальная кожа режется — неглубоко, но в щели застревает треснувший кусочек камня. А он-то задетонирован.

Большие груди вспыхивают, как костры.

Я не мешкаю. Отскок назад, и тут же огонь взрыва чуть ли не лижет мне лицо.

Воительницу же с криком отбрасывает назад. Ее груди бомбят как торпеды. Она падает, со стоном переворачивается на живот, оттопырив вверх стальную попу. Достаточно выпуклую, чтобы Царь обратил внимание. Я и обращаю. Подбегаю и снова режу глезной по торчащей ягодице. Девушка вскрикивает, схватившись за пятую точку.

— Извращенец! — орет она, отползая от меня на четвереньках. — Я князь-защитница Казани! Как ты смеешь!

— Царю можно, — на автомате отвечаю, отскочив от задымившейся задницы. А то сейчас как рванет!

Острый слом глезны надрезал булатный слой. Крошки кристалла в щели тут же детонируют. Бах.

— А-а-а-а! — Девушка на струе взрыва, выстрелившей из задницы, долетает чуть ли не до потолка.

С грохотом падает на пол, катится. Стальные изгибы ее тела сверкают, словно отшлифованные полировочным камнем. Но местами доспех обуглился и почернел. Пробило-таки. Не смертельно, но ощутимо.

Я уже возле нее. Девушка со стоном пытается лягнуть меня. Уворачиваюсь. Быстрый надрез — в этот раз на подставленном бедре, — и отскок.

Девушку очередным взрывом бросает в стену. Снова подбегаю, но тут из стены выныривает мужик в голубой пижаме. Бестелесник. Явно один Зябликов. Судя по безусому лицу — младший сын.

— Привет, — я подбегаю к нему.

— Умри!!! — Зяблик замахивается рукой. Она налету твердеет и кристаллизируется. Ну это мы знаем, это мы проходили.

Перехватывая алмазную руку и пускаю заряд.

Бах.

Вспыхивает не хуже чем глезна. Кристальная крошка разлетается во все стороны. Мне приходится отскочить, чтоб не задело взрывом.

Всё равно гремит рядом. Промаргиваюсь от ярких всполохов и смотрю, как одонорукий Зяблик уползает в стену. Эй, куда? Да как так! Просто взял и ушел, гад. А как же достойно умереть в бою? Тьфу, зяблик, одним словом.

— Красавица, мы снова одни, — спешу к своей незабвенной.

Та лежит не в силах подняться. Истрескавшиеся стальные листы отлипают от тела, обнажая распаренную шатенку. Розовое личико, горящие глаза и яростно топорщащиеся ноздри. Большая грудь бурно вздымается.

С трудом воительница встает на колени, тужится, по-видимому, силясь создать новый доспех. Но я уже оказываюсь сзади, хватаю за голову и приставляю кинжал-глезну к нежной глотке.

— Даже не думай, сладкая, — к ее ногам падает крестовая «дама». — Давай, солнышко, по-быстрому режь ладонь и клянись Романовым в верности на своей душе.

— Что?! — охреневает она. — Клясться?!

— Ага. Иначе зарежу, — буднично говорю, а сам боковым зрением сканирую обстановку.

Гридни держат оборону и не пускают никого за насыпь завала. Как только кто-то из гвардейцев суется, тут же получает пулю.

Воительница замирает, задрав голову.

— Нахрена мне клясться?! Ты чертов сумасшедший!

Ох, какое неуважение к Царю. Выпороть бы ее. Да беда — ремня с собой не взял.

— Еще раз, — утробно рычу, — Я даю тебе шанс выжить. Клянись.

— Да пошел ты, псих! — отворачивает она мордашку — ну насколько позволяет острый осколок у горла. — Не буду я тебе клясться! Дерьмо! Режь давай и вали в свой дурдом! — она плюет мне на другую руку.

Ну ни хрена себе гордячка.

— Блин, тебе сложно что ли? — в сердцах бросаю. Одновременно вытираю пальцы об одежду на ее груди.

— У меня уже есть господин, — заявляет это розовощекое чудо. — Я уже обещала служить. Поклянусь другому — и самой придется резаться. Так что всё одно дерьмо!

Блин, я даже зауважал эту грубиянку. После воскрешения ни один муж мне до сих пор не отказывал. А первая же девица-противник уперлась. Видно, что честь для нее не пустой звук. Жалко грохать. Да и она обмолвилась, что князь-защитница Казани. Убивать эту честолюбку может быть чревато.

— Не одно, — бросаю, отводя нож от ее горла. — Живи пока.