Ага, а за то время, что она потратит на получение бумажки, они успеют подчистить здесь все улики. И Синод, который не действует без доказательств, останется без доказательств, чтобы и дальше не действовать.

— Значит, вот как делаются дела, — подытожил я.

Дарья стрельнула глазами в мою сторону.

— Ладно. Можете проходить, как вам угодно. Синод не возражает.

Следом она отошла к машине с таким видом, будто собиралась достать из бардачка попкорн и насладиться зрелищем сполна. Ну что ж, нечего расстраивать наш Синод.

Я перевел глаза на охранников, мрачно пялившихся на нас с другой стороны решетки.

— Мы пришли осмотреться. И будем крайне признательны, если не станете препятствовать.

— Мало ли, чего вы хотите, — пробурчал первый.

— Посторонним вход воспрещен! — пискнул второй.

Вход, значит, воспрещен, а вот выход с кладбища вы открыли. Что, у живых здесь меньше прав, чем у мертвых?

— Господа, — протянул рядом Глеб, — ну мы ведь пытаемся по-хорошему.

— Думаю, вы не поняли, — я оглядел эти двух, смело прятавшихся от нас за решеткой, — речь не о том, чего мы хотим, а о том, зачем пришли. А мы пришли осмотреться. И если не хотите туда, — я показал на кресты за оградой, — то придется пустить нас сюда, — я кивнул на церквушку.

— Думаю, это вы не понимаете, — стоящий напротив меня охранник выразительно положил руку на кобуру, — у кого больше шансов оказаться там.

Следом жест отзеркалил и его коллега.

Два человечка с двумя пистолетиками. Ах, какая большая вражеская артиллерия. Ну что за люди вокруг? Мы ведь каждый раз пытаемся по-хорошему.

“У тебя на скольких сил хватит?” — поинтересовался я.

“На пятерых, — бодро отозвался Глеб. — Минимум.”

И у меня также. При желании мы даже нечисти можем навалять, не то что людям. Жизнь в доме, полном скверны, имеет свои преимущества — особенно, если ты восприимчив к Темноте. А колдуны, как впрочем и мертвяки, к ней восприимчивы.

Я кивнул. В тот же миг Глеб стремительно вытянул руку, резко схватил за грудки стоявшего рядом с ним охранника и дернул на себя. Болезненный вскрик, грохот железа. И смельчак, даже не успевший коснуться пистолета, оказался прижат к решетке ворот, как кусок мяса к решетке гриля — пытаясь освободиться и не в силах этого сделать. Ему оставалось только шипеть.

Глеб уже давно не обычный человек — с тех пор, как его душа оказалась у меня и связь с телом идет через меня и мою Темноту. Когда в теле нет души, ему не страшна скверна — наоборот, полезна. Она увеличивает силу в разы. Ну а что касается меня, я никогда и не был обычным человеком.

Рука охранника, стоявшего напротив меня, безвольной плетью упала вдоль тела, так и не сумев залезть в кобуру. Пока, глядя в его напуганные глаза, я вытягивал из него силу, он хватал ртом воздух, покрывался испариной и белел, становясь все более похожим на тех, кого охраняет. Когда до финала оставалось совсем немного, я разжал руку, отпуская его, и он, как мешок с отходами, плюхнулся на землю, не в силах пошевелиться — только в ужасе смотреть. Еще чуть-чуть — и он бы сдох. Но зачем переходить грань? Тем более кто-то же должен будет доложить Змееусту, что тут произошло.

Я повернулся ко второму охраннику, на чьей физиономии под натиском Глеба уже вовсю отпечатался узор решетки.

— Замок открыл, — приказал я. — Пока живой.

Друг чуть ослабил хватку, и дергающиеся пальцы нашего визави послушно нырнули в карман. Ключ провернулся в замке, и ворота со скрипом распахнулись.

— Не убивайте! — простонал охранник, в панике глядя на меня.

Через пару мгновений второе тело рухнуло на землю в том же состоянии, что и первое — чтобы не мешалось под ногами. Теперь оба, как кожура от фруктов, из которых выдавили всю начинку, лежали у ворот и отчаянно смотрели на Дарью, словно моля о помощи. Видимо, только сейчас оценили, что надо было по-хорошему послушаться Синод — как законопослушные граждане. Все случилось так быстро, что я даже толком не понял, кто они были: очень слабые колдуны или просто обычные люди. Хотя это и не слишком важно.

Дарья, все это время спокойно наблюдавшая в сторонке и не мешавшая, молча присоединилась к нам. Оставив две надолго обессилевшие тушки у входа, всей компанией мы подошли к часовне — совсем новой, даже без трещин и сколов на стенах. Над входом болталась пафосная золотая табличка, восславлявшая щедрость благодетеля, на чьи средства эту красоту построили. Даже не удивлюсь, если хоронит тут бедняков за свой счет, а те и благодарны, не понимая, что у щедрого старичка на них свои планы, и все придется отработать — не при жизни, так после смерти. Вот такая выгодная благотворительность.

Воспользовавшись любезно одолженной связкой ключей, я открыл массивную дверь. В лицо тут же ударил запах ладана, не столько перебивая, сколько еще больше усиливая тлетворный аромат, который уже пропитал все вокруг. По углам догорали огрызки свечей. Такое чувство, что с местным благодетелем мы только что разминулись. Ну а в самом центре помещения стоял разворошенный гроб. Похоже, старик так намаялся, поднимая его содержимое, что решил отложить уборку до утра.

— Еще доказательства нужны? — уточнил я у Дарьи, брезгливо смотревшей на личинки под ногами.