По натуре своей Илмарт не был ни проповедником, ни миссионером. Он, хоть и имел глубокое убеждение в том, что вера его истинна, и был, без сомнений, готов умереть за эту веру, не умел, тем не менее, внятно объяснить другому своих мыслей и чувств по этому поводу.

«Не могу же я просто подойти к нему и предложить исповедаться, — размышлял сам в себе Илмарт, отмечая какой-то местный горный монастырь, — даркийцы ведь отрицают спасительную силу таинств!»

Поразглядывав в сомнениях явно языческий монастырь — население Кеса верило в какой-то местный культ — Илмарт признал своё полное бессилие перед беспокоившим его вопросом.

Он не считал себя вправе вмешиваться во внутреннюю духовную жизнь Дерека — он в принципе полагал, что никто не имеет прав вмешиваться в чужую духовную жизнь, — но страх за загробную участь друга сжимал его сердце ледяным дыханием отчаяния, не давая просто оставить эту тему в стороне.

Тогда Илмарт стал молиться — справедливо рассудив, что, поскольку проблема явно вне его компетенции, её решение следует переадресовать выше. Молитва, как это водится, успокоила его.

«Как бы понять, — начал размышлять он, отмечая порт на юге острова, — насколько глубоко он разделяет даркийские заблуждения?»

Некоторые из этих заблуждений, с точки зрения Илмарта, не были так уж фатальны для души — скажем, неприятие икон. Иные же как раз и вызывали у него серьёзное беспокойство — такие, как отказ участвовать в таинствах.

Размышления о том, насколько глубоко Дерек принимает постулаты даркийской ереси, неизбежно привели Илмарта к мысли о том, а что, собственно, даркиец забыл в Анджелии, и каким боком к этой истории примазался Ньон — фактов, которые говорили о том, что Дерек великолепно ориентируется в реалиях ньонской жизни, было слишком много, чтобы верить, будто бы он мог почерпнуть свои знания из книг, а не из личного опыта.

«Положим, даркийский купец торговал в Ньоне, там познакомился с анжельцами, — начал выстраивать новую версию Илмарт, — и те переманили его к себе».

Версия была неплоха, но не объясняла пару странностей. И если то, что Дерек взял анжельское имя, ещё можно было списать, скажем, на любовь к новой родине, то глубокие представления о политической ситуации в Ньоне и специфические знания об особенностях разделения и управления местных земель — которые то и дело всплывали при рисовании ньонских карт — в эту картину не вписывались.

«Даркийский разведчик в Ньоне?» — с сомнением выдвинул уточнение Илмарт, слабо себе представляя, каким образом резидент из Даркии мог причалить в итоге в Анджелию.

Порт на юге Кеса был полностью прорисован, и Илмарт принялся внимательно разглядывать его, будто бы надеясь найти подсказку в нанесённых собственной рукой линиях.

Подсказка не нашлась, зато вспомнились другие линии — которые он неоднократно видел на руках Дерека.

Предыдущей версией Илмарта было то, что анжельский разведчик, имевший, видимо, какую-то легенду, которая натурализовала его в Ньоне, обзавёлся со временем комплектом различных ньонских татуировок. Когда же миссия его была окончена, и он вернулся в Анджелию, видеть эти татуировки ему было неприятно, и он перекрыл их джотандскими узорами.

Однако ж, как ни далеко ушли в своих заблуждениях даркийцы от истинной веры, они, тем не менее, продолжали считать нанесение татуировок грехом, поэтому у урождённого даркийца должны были быть весьма веские причины, чтобы пойти на такой шаг.

«Допустим, — размышлял Илмарт, выводя контуры прибрежной деревни, — он был даркийским резидентом, натурализованным в Ньоне, и ради поддержания легенды ему пришлось наносить татуировки, — пока версия вполне сходилась, — положим, обстоятельства сложились так, что он был на грани провала и вынужден был бежать… Нет, — нахмурившись, он даже отложил кисть, чувствуя, что мысль его идёт не туда. — С какой бы стати ему бежать в Анджелию? Почему не на родину?»

Отложив карту, Илмарт достал чистый листок и написал на нём следующий ряд вопросов:

Почему он не вернулся в Даркию?

Зачем ему потребовалось наносить татуировки?

Зачем ему потребовалось менять имя?

Поразмышляв над этими вопросами полчаса, он выдвинул целый ряд весьма нетривиальных и остроумных гипотез, которые вполне объясняли все эти странности, но выглядели очевидно фантастическими.

Размашистым росчерком перечеркнув эти вопросы, Илмарт решил выписать ряд своих наблюдений, которым так и не нашёл объяснения за все годы знакомства с Дереком.

В число прочих в ряд этих наблюдений вошли: заметная и яркая ненависть ко всему марианскому, тщательное сокрытие своего даркийского происхождения, какая-то странная и опасная история, в которую был замешан то ли сам владыка Ньона, то ли кто-то из его приближённых, избегание рассказов о неанжельском прошлом, острая реакция Райтэна на всё, что говорилось о Ньоне в присутствии Дерека, явно годами тренируемые навыки ньонского типа фехтования, развитые политические навыки и знания, пышные джотандские татуировки, закрывавшие все руки, и ещё десяток-другой более мелких нюансов, которые Илмарт отмечал внутри своей головы, но не обдумывал отдельно.