— Возможно, — неожиданно для неё вновь заговорил он, — вам поможет решиться мысль о строительстве для вас самого оснащённого в мире парфюмерного завода в столице, а также устроение торговой лавки в первой линии столичного порта?

Это было настолько неожиданно, что Магрэнь несколько секунд потрясённо молчала, и лишь потом удивлённо переспросила:

— Вы меня уговариваете?

Он развёл руками: мол, выходит, что так.

— Зачем? — тупо переспросила Магрэнь, перестав вообще понимать, что происходит.

Настолько идиотский вопрос его несколько обескуражил, но он тут же взял себя в руки и ответил вполне любезно:

— Затем, что я бы предпочёл, чтобы вы согласились.

Глупо моргая, она наблюдала за тем, как он уверенным жестом достаёт из внутреннего кармана жилета сигару, оборачивается, обнаруживает отсутствие в обозримом пространстве чего-то бы то ни было, от чего можно было бы прикурить, на незначительное мгновение теряется, после чего убирает сигару обратно с таким видом, будто и предполагал вытащить её, покрутить в пальцах и заложить обратно.

У Магрэнь перестало сходиться что бы то ни было.

Мужчины его уровня никогда не предлагают брак женщинам её типа — если, конечно, речь не идёт о совершенно безумной страсти. Магрэнь, прищурившись, даже попыталась на взгляд определить, можно ли отнести Михара к категории несчастных, которым все мозги отшибло этой самой страстью, но страсть и Михар и так-то не сочетались в её воображении — и ещё меньше укладывались в выдвигаемые им объяснения.

«Допустим, — сдалась в попытках разгадать суть обмана она, — что он действительно решил, что я ему подхожу».

Допущение это не было таким уж странным — Магрэнь и сама весьма высоко себя ценила, прекрасно понимала, что по разному набору критериев превосходит большинство других дам, и в целом легко приняла мысль, что для выдающегося политика такая женщина, как она, и впрямь была бы предпочтительной спутницей жизни.

Поэтому с пунктом «вы, Магрэнь, мне подходите» она решила всё же согласиться.

Оставался не озвученный им, но не менее важный пункт — подходит ли он ей.

Магрэнь не стремилась замуж по целому ряду причин. Она желала сохранять полную независимость и быть самой себе хозяйкой. Она, также, полагала унизительным тот набор требований, который большинство мужчин предъявляют к кандидаткам в свои жёны — и тут, к большой удаче Михара, он озвучил совершенно иные критерии. Вместо сакраментальных «уметь вести хозяйство, быть любезной и послушной, рожать и воспитывать детей» он выдал целый набор требований, которые говорили, что ему нужен партнёр, соучастник интриг и политический помощник — ещё ни один мужчина никогда не оценивал Магрэнь по этим критериям, и, пожалуй, она была польщена. Да, подумав, решила она, ей, совершенно точно, льстил его выбор.

Чем больше она размышляла, тем более польщённой себя чувствовала — поскольку осознала, что её ценность как союзницы для него столь высока, что он пренебрёг всеми аргументами, которые были против такого брака, — а аргументы эти, на взгляд Магрэнь, были весьма весомыми.

Итак, это уже получался не тот вид брака, который вызывал у неё раздражение и протест. Брак как политический союз был для неё приемлемым предложением.

Для неё самой союз такого рода открывал самые блестящие перспективы — такие, о которых она и не могла мечтать. Магрэнь была тщеславна, и мысль о том, что она войдёт в круг анжельской элиты — и будет иметь в нём влияние! — манила её и приятно грела самолюбие и гордость.

Здесь, в Кармидере, она давным-давно достигла своего потолка. Ей не к чему было стремиться, не о чем было мечтать — жизнь её катилась по старой колее. Очень приятной колее, но, всё же, уже изрядно надоевшей. Весь последний год — после разрыва с Дереком — Магрэнь чувствовала, что эта жизнь стала ей тесна и скучна, но никак не могла понять, чего же ей хочется взамен, и даже начинала уже жалеть, что не поехала с ним в столицу — впрочем, она не знала и того, чем занялась бы там.

Предложение Михара оказалось как никогда ко двору: он открывал ей новый путь, давал новые цели и позволял вырваться за границы, которые она считала для себя непреодолимыми.

Если бы речь шла о политическом союзе, Магрэнь согласилась бы, не раздумывая.

Брачное же предложение её отчасти смущало — она не могла себе представить Михара в роли внимательного мужа, и брак с ним виделся ей предприятием весьма сомнительным, убыточным и нервным.

«Наверняка ещё и властный и деспотичный!» — с досадой поморщилась Магрэнь, раздражаясь, что он не мог быть хоть чуть более любезным в обхождении. Он представлялся ей холодным, закрытым и бесчувственным — что, впрочем, она вполне могла бы простить мужу; но не любовнику. Согласие же на предложение Михара автоматически делало его единственным возможным для неё любовником — ей, совершенно точно, не хотелось проверять, в какой форме проявится его гнев, если она надумает завести шашни за его спиной.

Магрэнь была большим ценителем постельных утех и привыкла самостоятельно выбирать партнёров, удовлетворяющих её требованиям. Михар этим требованиям определённо не удовлетворял — во всяком случае, вся его манера говорила о том, что в постели он будет столь же сдержан, лаконичен и деловит.

«Ах! — подумалось Магрэнь. — Как всё это неудачно сходится!»

Однако, быстро прикинув в голове, она пришла к выводу, что этот минус, каким бы жирным ни был, оставался единственным, — а вот список прилагающихся к нему плюсов — из которых многие тоже были весьма жирными — впечатлял.