— Не исключено, — согласился его собеседник. — Временами вам свойственно проявление аналитического мышления. Странно, что вы до сих пор передвигаетесь в инвалидной коляске.

И прежде, чем инвалид успел открыть рот, добавил:

— На этом нам пора прощаться. Вам сюда. Этот путь приведет вас в нужное место. В ходе разговоров собеседники как-то незаметно вышли из рощи и оказались вблизи заброшенной асфальтной дороги, тянущейся по краю леса.

— Засим прощаюсь. Ваша теория, касательно смысла Улья, представляется мне в меру разумной, но требующей значительной доработки. Возможно нам еще представиться случай продолжить эту беседу.

— Чур меня, — чуть было не ляпнул вслух Паломник, но в последнюю секунде удержался. При том отчетливо понимая, что и эта его мысль, стала достоянием сектанта.

— И да, я могу вылечить твои ноги, с тем чтобы ты получили возможность ходить. Но не стану этого делать. У тебя самого, без помощи того же Великого Знахаря, есть все необходимое для того, чтобы встать и пойти. Ну а если ты окажешься совершенно тупым, так и быть помогу. Но и за это будешь должен. Куда только подевался рафинированный интеллигент, изъясняющийся высоким слогом. На его месте вновь появился условный «Седой», живущий по принципу: Ты мне — я тебе. Причем, всячески старающийся ограничиться лишь первой частью этой формулы.

С этими словами Сектант просто исчез. Самым натуральным образом исчез. Прямо на глазах у Паломника.

— Фокусник чертов, — чертыхнулся инвалид, правда не раньше, чем отъехал от места расставания по дороге, представляющей из себя сплошные рытвины с редким вкраплением асфальта, на пол километра. При этом переживая, не слишком ли рано он начал думать о сектанте все, что тот, с точки зрения Паломника, заслуживает.

Потаенный смысл слов сектанта, о том, что у него, безо всяких Великих Знахарей, есть все необходимое для того чтобы ходить, Паломник осознал тремя днями позже.

Он остановился на отдых в выморочной деревне, наличествующей десяток покосившихся изб, с тем чтобы немного передохнуть и в очередной раз все взвесить и обдумать. В том числе и вдумчиво проанализировать встречу с сектантом. Если инвалид ничего не перепутал, вспоминая писульку от Монарха, то кластер, в котором он сейчас прибывал, обновился лет пять тому назад, и еще три года должен был бы простоять без изменений. Сама же деревушка, судя по состоянию жилого фонда, насчитывала никак не меньше ста лет, и была покинута своими обитателями еще в прежнем мире. Больше всего это напоминало Поморскую деревню, с почерневшими от времени вековыми срубами и обязательными атрибутами в виде забытых прялок и огромными русскими печами. В пользу этого предположения говорила и низкорослый лес северного толка с корявыми березками и елками. Против — отсутствие морского побережья или хотя бы узкой и бурной нерестовой реки, бегущей в сторону отсутствующего моря.

В любом случае опасаться тварей стикса в этом месте не приходилось. Все живые, захваченные переносом и при этом способные худо бедно, передвигаться, давно уже отправились в места более богатые, с точки зрения прокорма. А пришлым тем более здесь нечего было ловить.

К серьезным недостаткам этого места следовало отнести, разве что отсутствие в домах приличных кроватей. Так что Паломнику пришлось обосноваться в доме, которые не угрожал обрушением от малейшего шума и спать, уподобляясь своим предкам, на самой настоящей печи. Пусть и использованной по назначению в последний раз еще в прошлом веке. Печь он топить не стал, хотя проблема дров легко решалась при наличии леса у околицы и меча джедая. А ограничился неплохими сух пайками для офицерского состава, найденными в рюкзаке, прихваченном из микроавтобуса Лихого. Помимо продуктов там еще обнаружился запасной комплект одежды, и самое главное пять гранат, а также армейский бинокль с дальномером. Последняя находка невероятно обрадовала Паломника. И в то же время здорово огорчила. Поскольку заставила задуматься о том, как много он потерял, не проведя тщательный шмон рейдеров из Бутырки.

Все это время инвалид пытался понять сокровенный смысл последних слов культиста, касательно того, что ничего не мешает ему встать и пойти. Кроме как воспоминаний о многочисленных шоу из прежнего мира, прославляющих мошенников, одним своим прикосновением исцеляющих больных, заставляющих паралитиков ходить, а незрячих видеть, в голову ничего не приходило.

— А давай будем считать, что я совершенно тупой, — мысленно обратился Паломник к сектанту. — И буду должен. За такое ничего не жалко. Так что помогай! Хотя бы намекни, в чем прикол.

Откровение пришло к нему практически сразу. Виной всему стала птичка, невесть каким образом оказавшаяся в зоне его внимания, в то время когда сам Паломник пытался набрать воду из колодца, стоящего посреди деревни, используя для этого дырявое ржавое ведро, прикрепленное к не менее ржавой цепи, намотанной на скрипучий ворот, который в последний раз вращали еще в эпоху создания диалектического материализма. Поскольку процесс вращения рукоятки ворота и одновременного наблюдения за ведром сидя при этом в коляске, требовало значительной координации движений и концентрации мозговой деятельности, это при наличии работы всех трех потоков сознания, особенно после того, как ему таки удалось извлечь из колодца полупустое ведро, на дне которого сидела самая натуральная жаба и возмущенно открывала рот. Неудивительно, что Паломник банально прозевал атаку с тыла летающей птахи, представляющей из себя этакую помесь полуощипанной курицы и дохлой вороны. Птичка, то ли почувствовав в нем конкурента за ресурсы, то ли решившая подкрепится мозгами Паломника, подлетевши сзади пребольно клюнула инвалида в затылок. От неожиданности сидячий больной высоко подпрыгнул и пробежал вперед пару шагов. После чего споткнулся о камень и растянулся на земле не менее чем в пяти метрах от инвалидной коляски.

— И что это было, — спустя пару секунд пытался понять происходящее Паломник. На антураж, в виде мокрой курицы, пытающейся выбраться из ведра с водой, с таким трудом добытого инвалидом, и на жабу, летящую высоко в небе и громко при этом квакающую отреагировал третий поток сознания, с восторгом прокомментировавший: «Плыви Птичка. Лети Рыбка».

А вот сам Паломник в это время громко ругался, пытаясь понять можно ли считать, то что с ним приключилось полноценной ходьбой, вернее в данном случае прыжками через препятствие, или, все же, сектант пытается его обмануть выдавая суррогат за натур продукт. В любом случае рефреном этих размышлений были слова: «Если человек идиот, то это надолго». В данном случае по отношению к себе любимому.