Шрифт:
— В основном, степь, — подсказал Даунинг.
— Тогда пусть будет… «Щит степи»!
— Цель операции, сэр?
Лицо президента перетянуло злобной улыбкой, и он грохнул кулаком по столу:
— Разбомбить Тюратам!
Пятница, 24 апреля. День
Севастополь, улица Ленина
Гирин был и рад, и даже горд оказанным доверием. Ведь на Черноморский флот послали не командира БЧ-7, а его, как военспеца! Значит, он кой-чего стоит, и не даром флотский сухпай трескает…
Правда, когда его вызвали к самому Гокинаеву, Иван заробел.
«Доложите, товарищ мичман, о результатах второго спуска к 'Энтерпрайзу», — сходу потребовал каперанг.
Гирин, хоть и нервничал, но отрапортовал без запинки, как по писанному.
«Очень, очень неплохо, — покивал командир корабля. — А это правда, что вы за пять минут голыми руками деактивировали защиту на электронике „Си Игла“?»
«Так точно!» — отчеканил Иван, хоть и побурел слегка.
«Тогда вот вам предписание, товарищ мичман, — взял Гокинаев уставный тон. — Отбываете с вещами в Севастополь, в распоряжение Арсения Ромуальдовича Вайткуса. Свое звание и чин он вам сам сообщит, если посчитает нужным…»
…Гирин довольно вздохнул — и забыл выдохнуть. Навстречу ему шагала девушка… Прехорошенькая, стройная, длинноногая… Да мало ли красотуль дефилирует по Южному берегу Крыма! Но эта…
Она была особенной. Полным совершенством во всех отношениях. Иван восхитился изяществом гладкой руки, небрежно отмахнувшей золотистую прядь волос… И на него в упор глянули ясные и печальные глаза. Очи, в карей безбрежности которых хотелось видеть свое отражение — сегодня, завтра, всегда.
«А я не верил, что так бывает…» — одинокая мысль канула в блаженную пустоту.
Девичьи бровки слегка нахмурились, а губки дрогнули в досадливой гримаске при виде замершего мичмана, но не смогли удержать природной жизнерадостности — и явили улыбку.
«Ямочки на щеках…» — умилился Гирин.
— Вам поплохело, товарищ мичман? — с притворной заботой спросила красотуля.
— Да! — ляпнул Иван. — То есть, нет, что я говорю! Наоборот! Мне хорошо! Очень… — он шумно вздохнул. — Зря я не верил!
— Во что? — карие глаза распахнулись.
— Что так бывает… — запыхтел моряк, не зная, куда ж ему руки девать. — Ну, когда с первого взгляда…
Девушка строго погрозила пальцем, хотя во взгляде брезжил интерес.
— Но-но-но! Экий вы быстрый, товарищ мичман!
— Извините, пожалуйста! — Гирин испугался, и заспешил с оправданиями: — Я вовсе не хотел вас обидеть… Не ожидал просто, что вот так, сразу и вдруг… Только прилетел сегодня…
— И мы тоже! — оживилась незнакомка. — Мы с мамой в Ялте, а мой брат здесь где-то. Я его еще не видела, только что с автобуса… Меня зовут Настя.
— Иван! — вытолкнул мичман, бережно принимая узкую ладошку. Прикосновение пальцев к бархатистой коже будило в нем давнюю, полузабытую усладу. — Гирин.
— Как-как? — хрустально рассмеялась Настя.
— Гирин, — смешался мичман. — Иван Родионович…
— Ой, не обращайте внимания, Иван! — взмахнула кистью девушка. — Просто я — Гарина!
— Здорово! — восхитился моряк, все еще не веря удаче.
Дунул ветер, трепля девичье платье и длинный вязаный кардиган.
— А не подскажете, Иван Гирин, — затянула Настя, смешливо щурясь, — где тут Графская пристань? Ни разу не видела тамошние пропилеи…
— Конечно, конечно! — обрадовался мичман, неожиданно бледнея, и застенчиво спросил: — А можно… я провожу вас туда?
— Можно, — кокетливо ответила девушка этому рослому, широкоплечему, загорелому «молчелу» с обветренным лицом, робкому, как мальчик. — И туда можно, и обратно! У меня автобус в полчетвертого…
Глава 15
Воскресенье, 26 апреля. Утро
Севастополь, бухта Южная
«Новороссийск» был громаден. Его необъятный борт, окрашенный в шаровой цвет, вздымался высоко над причалом, и обычного покачиванья, когда корабль то тискается к тверди, скрипя кранцами, то отваливает, натягивая канаты, не замечалось. Что авианосному крейсеру какие-то волны?
«Или авианесущему?» — задумался я. Ну, не важно…
— Прошу на борт! — капраз Черных, командир ТАВКРа, гостеприимно повел рукой.
— О, это очень большой корабль! — впечатлено молвил Фейнберг. — Очень, очень большой!
— Да-а! — просиял каперанг, и светлые лучики морщинок вокруг его глаз, заметные на загорелом лице, ужались, пропадая.
Я первым ступил на трап, косясь на Джеральда. Обвык профессор, хоть и не обрусел. По крайней мере, акцент у него сместился в «прибалтийские октавы». А что вы хотите? Герман Берг, славный потомок остзейских немцев…