Стуча подошвами башмаков и чавкая резиновыми бахилами, троица приближалась к шлюзу. Упираясь руками в колени, дед Андрей попытался встать.

– Сиди, – махнул рукой комендант. – Сам открою.

Зубр снял с вешалки черный, отливающий глянцем плащ. Пока Александр Семенович одевался, Репс с Матюхой вытащили из подсумков противогазы, закрыли лица пахнущими резиной и тальком масками и стали похожи на лысых лемуров с хоботами. Стоя чуть в стороне от деда Андрея, они сквозь круглые стекла очков наблюдали за комендантом. К тому времени тот тоже надел на голову фильтрующее воздух устройство и теперь поворачивал штурвал, выводя ригели из пазов.

Створки внутренней гермодвери разошлись в стороны. Комендант махнул затянутой в трехпалую рукавицу рукой и первым скрылся в коридоре шлюза. Репс и Матюха проследовали за ним.

Когда они приблизились к Зубру, тот повернул привод запорного устройства и, прежде чем открыть выход в отравленный радиацией мир, глухо пробубнил:

– Как закончите, трижды постучите арматурой по двери.

Репс показал большой палец. Комендант кивнул в ответ и открыл наружную гермодверь.

Тем временем Кузьма вовсю готовился к предстоящей экспедиции. Собирая со Знахарем провизию и медикаменты, он не задавал вопросов, рассовывая по мешкам припасы. Предполагалось, что позднее из этих тюков участники экспедиции заполнят свои рюкзаки всем необходимым в дороге. Видимо, по его глазам и слегка удивленному лицу Знахарь понял, что у парня возникли сомнения в целесообразности такого количества снеди, бинтов и лекарств, раз он решил дать пояснения:

– Запас карман не тянет. Как думаешь, надолго мы из убежища уходим?

– Не знаю, – пожал плечами Кузьма. – На день, наверное.

– Верно мыслишь. До Чепецка пятьдесят кэмэ в одну сторону. На транспорте раз плюнуть туда-обратно смотаться, но это в идеальных условиях. А ты уверен, что все пройдет как по маслу? Что, если машина Репса сломается или непредвиденные сложности возникнут? С тех пор как мы обосновались в убежище, никто из наших дальше городских окраин не бывал. Не думаю, что в Чепецке дела обстоят хуже, чем у нас в городе, но надо быть готовым ко всему. Будь моя воля, я взял бы запасов на пять, а лучше на десять дней, но Зубр сказал, чтобы я не сеял панику на пустом месте, и велел затариться из расчета на трое суток.

Кузьма невольно потупился. Экспедиция рисовалась в его воображении легкой прогулкой. Он и впрямь считал, что ничего экстраординарного их не ожидает, ведь они поедут в соседний город, а не пешком пойдут. Ему даже не пришло в голову, что их могут поджидать такие трудности и неприятные ситуации, с какими до них ни одному сталкеру убежища не доводилось столкнуться.

– То-то, – Знахарь потрепал Кузьму по волосам. – Всегда надо быть готовым к худшему варианту развития событий. Тогда никто и ничто не застанет тебя врасплох и ты добьешься поставленной цели. Ну или хотя бы приблизишься к ней на расстояние вытянутой руки.

Отнеся мешки с провиантом и лекарствами в отсек Знахаря, Кузьма отправился к Репсу и Матюхе. Он хотел обсудить с ними предстоящую экспедицию, но ни того, ни другого на месте не оказалось.

Кузьма направился было к Пашке Шульгину, но на полпути передумал. Паштет наверняка попросит взять его с собой, а Зубр вряд ли на это согласится. Еще и его оставит в убежище, чтобы впредь хвастаться неповадно было.

– Лучше в зале позанимаюсь, – решил Кузьма и потопал к Юргену. Тот знал, как нагрузить мышцы работой с максимальной пользой для тела и ума.

Кузьма занимался до девяти вечера и так вымотался на тренировке, что думать забыл о предстоящей экспедиции. Все его мысли были направлены на то, как бы побыстрее оказаться дома и лечь в постель.

Несмотря на усталость и отсутствие аппетита, он заставил себя заглянуть в столовую. Требовалось не только восстановить силы после интенсивной нагрузки. Зубр нередко приходил домой около одиннадцати, а сегодня не факт, что к полуночи вернется – с его-то привычкой с головой уходить в любое даже маломальское дело и досконально вникать во все тонкости и детали. Столовая закрывалась в десять. Только благодаря заботам приемного сына Зубр ложился спать на сытый желудок, а не пялился в потолок, слушая протестующее урчание в животе.

Баба Маня стояла за прилавком и выгребала остатки овощного рагу из котла. Всякий раз, когда она взмахивала рукой, стряхивая с черпака в тарелки липкое варево, обвислая грудь качалась под замызганным халатом, как маятник. Седые волосы выбились из-под застиранной ситцевой косынки и, словно пакля, висели по бокам морщинистого лица.

– Взял моду к закрытию приходить, – проворчала повариха, повернув голову на звук скрипнувшей двери. – Чаво припозднился?

– Работы много, – буркнул Кузьма, подходя к прилавку. Взял в одну руку алюминиевую ложку, в другую посудину с холодным варевом и двинулся к столу.

– Ишь ты, работы у него много, – сердито бросила кухарка. – Как будто я просто так здесь сижу. Мне, вон, посуды еще мыть – не перемыть.

Кузьма неторопливо орудовал ложкой. Он давно привык к ворчанию бабы Мани и не обращал внимания. Старуха побурчала немного для проформы и успокоилась. Когда Кузьма принес пустую тарелку, она поставила перед ним наполненную доверху остатками ужина посудину.

– На-ка, отнеси отцу. Небось опять голодный с работы придет. Нисколь себя не бережет и тебя таким же растит. Вот перегорит раньше времени, кто тогда за убежищем следить будет? Разве ж найдутся ишшо такие дур… кхм… люди, кто добровольно ярмо себе на шею повесит?