Происходило всё это ранним утром, где-то на задворках вокзала, вдали от посторонних глаз, так что, прилично отвалтузив недобросовестных нанимателей и получив с них полагающуюся плату и даже более того, победители беспрепятственно удалились. Потом посидели, выпили, потолковали за жизнь, и «Бес» — так представился новый знакомый — которому духовитый парень, не сробевший переть буром на пятерых, определённо приглянулся, предложил настоящее дело, открытым текстом описав, чем именно предстоит заниматься. К тому времени Витька до такой степени достала нищета, что он согласился, не раздумывая. Но «Бес» до самого конца так остался для него «Бесом» — человеком без имени.

В этом плане и надежды на третьего подельника тоже не оправдались. Не больно-то умный, простоватый здоровяк «Колян» — в миру Тарасевич Николай Богданович — шифроваться не стал: о себе выложил всё как на духу и более того, походя рассекретил «Сиплого», который, как выяснилось, оказался трижды судимым «Кивком» — Кивко Романом Петровичем — и с которым он сошёлся на зоне во время последней отсидки. Впереди паровоза «Колян» не бежал, с признаниями не торопился, но припираемый к стенке ранее уже полученными показаниями Чекмкнёва, постепенно сдавал позиции, так что, в плане дальнейшего расследования преступной деятельности группы с ним проблем не предвиделось.

Что же касается обстоятельств знакомства с «Бесом», описал он их так:

— Мы с «Кивком», как откинулись, на «железке» промышляли — перебивались по мелочи. То на запад скатаемся, то на юг, как фишка ляжет. Останавливались, людишек в потёмках на гоп-стоп брали и в поезд — ищи нас свищи… В прошлом годе дело было, по осени. Мы в Херсоне на вокзале присмотрели упакованного фраера с чемоданчиком. Как водится, решили проводить… Проводили, блин! — Криво усмехнулся бандит. — Ну, наехали, как полагается, так он нас, поверишь, как детей отбуцкал… Я не мелкий, да и «Кивок», если что навешать может за милую душу, но это было что-то! Вот так мы с «Бесом» знакомство свели. Деловой оказался, хош у хозяина и не бывал. С собой позвал. А нам пох… где фраеров бомбить. Ну, двинули вместе в Москву… Не-е-е, кроме погоняла я ничё об нём не знаю, но фартовый был…

Вначале одиннадцатого в отделение подтянулся следователь. Белая кость, саркастически хмыкнул Алексей Борисович, бросив взгляд на часы. Рабочий день с десяти до девятнадцати, обед по расписанию, всё как у людей, скептически хмыкнул опер. С другой стороны, тебе-то кто мешал податься в следствие? — спросил он себя. Выбрал по доброй воле оперскую лямку, так тяни и не гунди.

Кузин перепоручил троих схваченных за руку на месте преступления бандитов заботам следственного отдела и отпустил восвояси омоновцев, освободив их наконец от выполнения несвойственных им вертухайских функций. Потом обрисовал следаку ситуацию и вручил тому «чистухи» Чекменёва и Тарасевича. Покончив с формальностями Алексей Борисович, несмотря на то, что совсем не спал этой ночью и всё утро работал с задержанными, решил наведаться во второй морг судмедэкспертизы, куда отправили тело «Беса».

Не то чтобы он совсем уж сам по себе туда отправился. Нет. Просто услышал, что криминалист Тверского РУВД намерен ехать дактилоскопировать и фотографировать труп, ну и упал ему на хвоста. Посещение морга — процедура малоприятная, но куда деваться, если личность главаря бандитов по-прежнему оставалась загадкой, а Кузина пока никто не освобождал от обязанности, выяснить, кто же всё-таки он такой. Пренебрегать возможностью заполучить хоть какую-нибудь дополнительную информацию, могущую оказаться полезной в решении этой задачки было бы неразумно, вот Алексей Борисович и поехал. По пути договорился с экспертом, чтобы тот напечатал для него персонально допкомплект фотографий. Помимо того, попросил сделать и дубликат дактилокарты, тоже, что называется, про запас.

В морге, пока эксперт занимался фотосъёмкой и откатывал пальчики, Кузин переговорил с врачом, производившим вскрытие. Строго говоря, судмедэксперт не обязан был что-либо ему рассказывать — всё, что касалось насильственно-убиенных, относилось к ведению 2-го, то бишь убойного, а никак не 4-го, разбойного, отдела, — но медик пошёл оперативнику на встречу и от беседы не уклонился, хотя с чистой совестью мог бы. Собственно говоря, Кузина интересовала не причина смерти — она и так была ему прекрасно известна — а лишь нюансы вроде наличия у покойного особенностей физического развития, родимых пятен, шрамов, следов от ожогов, татуировок и прочих метин. Почти на все перечисленный вопросы ответы были отрицательные… Кроме первого. Медик сообщил, что визуальная оценка соразмерности развития мышц левой и правой половин торса позволяет сделать уверенный вывод, что покойник был левшой.

Часа через полтора, заполучив дактилокарту и фотографии, Алексей Борисович отправился на Петровку, буквально на минутку забежал в свой кабинет и сразу поднялся на шестой этаж в экспертно-криминалистическе управление. Для подтверждения того, что в морге находится именно «Бес», следовало безотлагательно сравнить отпечатки пальцев убитого с многочисленными отпечатками, оставленными на местах преступления «Бесом». Это была формальная процедура — у Кузина на руках имелось постановление о назначении дактилоскопической экспертизы, — сам же он нисколько не сомневался, что совпадение будет полным. Порукой тому было разительное портретное сходство, в смысле, сходство с композиционным портретом, и показания двух из трёх подельников «Беса».

Помимо того требовалось внести ясность в ещё один вопрос, совсем не формальный, но занимавший Алексея Борисовича куда больше. Следовало наконец выяснить степень внешнего сходства между «Бесом» и Котовским, чья тень снова навязчиво замаячила на горизонте. В значительной мере опытного опера подтолкнул к этому факт, что и тот, и другой были левшами. Не слишком отчётливо понимая, во что всё это в итоге может вылиться, Кузин, тем не менее, уболтал габитоскописта* безо всякой казёнщины, чисто по-дружески, срочно провести сравнительное исследование фотопортрета Григория Котовского, одолженного у Фирсовой, и свеженьких фотографий из морга.