Шрифт:
4
Пришло лето, приближалась годовщина смерти Мари.
Прошел год с тех пор, как я ее убила.
– Я же сказала: не пойду! – кричала я.
Я давно не кричала, так что охрипла.
– Сходи! – На лице мамы жесткое выражение.
– Не пойду!
– И долго ты еще так будешь?
Конечно, мама права. Я знаю это. Головой понимаю, но чувства сдержать не могу.
– Отстань!
– Это же годовщина смерти Мари. Ты ведь ни на похоронах не была, ни на могилу ее не ходила.
Знаю. Я все это знаю. Я бы и сама хотела сходить. Я хочу, чтобы это все кончилось. Хочу извиниться перед ней, хотя бы на ее могиле.
Но я ничего не могу сделать.
– Уходи!
Я, напирая всем телом, выгнала маму из комнаты. С громким стуком захлопнула дверь. Печенька вся сжалась.
За дверью мама еще что-то говорила, но я ее не слышала, а кричала что-то нечленораздельное.
Наконец я услышала, как мама спускается по лестнице. Ее шаги звучали устало.
Меня переполняли слезы: они текли не переставая.
О том, что случилось с телом Аои, я узнала и от Черныша, и от нее самой.
– Я не могу ни на могилу Мари сходить, ни домой к ней пойти. Я никак не могу выйти на улицу, – говорила Аои, плача.
Оказывается, она не выходит не потому, что ей хорошо в комнате. Она не может выйти. Наверное, ужасно тяжело все время находиться в одном месте – каким бы уютным и приятным оно ни было.
Аои долго плакала на кровати. Я пыталась ее как-то утешить, но она закрылась в себе.
Услышав крики ворон, похожие на треск разрываемой ткани, Аои съежилась.
Вороны спустились на балкон. Одна, две, много.
Я сразу поняла, о чем они кричат.
Они наверняка собирались съесть Аои, если она умрет.
Вот оно что, значит, в этом мире есть кто-то слабее меня.
Во мне зародилось новое, неизведанное еще чувство.
Я буду защищать Аои! Я приняла решение.
– Пф-ф!
Я решительно зашипела и бросилась на тени на занавеске.
Когда я стукнулась о стекло, звук получился громче, чем я думала. Вороны, наверное, тоже удивились. Хлопая крыльями, они разлетелись.
– Ты в порядке, Печенька?
Получилось! Я радовалась, но и волновалась за Аои. Не умея справиться с чувствами, рвавшимися из моей груди, я бегала и бегала по комнате Аои кругами.
5
Пришла осень. Как деревья роняли листья, так Аои худела и все больше ссорилась с матерью.
Иногда она по целым дням не выбиралась из постели, и тогда я нашла способ есть мои хрустики, когда мне хочется.
В осенних сумерках пришел господин Малыш. Не в то время, как обычно.
– Знаешь, Печенька… Не хотелось тебе об этом говорить, но Мими плохо себя чувствует.
– Мама?!
– Она хочет с тобой увидеться.
– Но меня не выпускают на улицу.
– Да, точно. Если хочешь, могу передать Мими что-нибудь.
Я немного подумала, но подходящих слов придумать не смогла.
– Передай ей, пусть держится.
– Хорошо. Мими обрадуется.
Подошла Аои. Господин Малыш, увидев это, тут же исчез с балкона.
– Слушай, Аои, я хочу увидеться с мамой. Хочу ее проведать.
Аои ничего не сказала и погладила мою шерстку. Колокольчик, привязанный к мисанге на ее запястье, звякнул: дилинь, дилинь.
Аои не понимает меня. Аои не хочет меня отпускать.
Тут я рассердилась. Вцепилась зубами в мисангу и решительно потянула.
– Нельзя! Перестань, Печенька! – закричала Аои. – Зачем ты так делаешь?
Пожалуйста, Аои! Я хочу к маме.
– Перестань! Уходи!
Аои забрала у меня мисангу и нырнула в постель.
Я решила сама сходить встретиться с мамой.
Днем, когда мать Аои вернулась ненадолго и занималась стиркой, я тихонько выбралась по сушилке на крышу.
«Я научусь прыгать и с крыши!» – вспомнила я, как говорила это маме.
«Конечно, научишься!»
Мне показалось, что я слышу мамин голос. Я решительно бросилась в воздух.
Печенька убежала.
Наверняка из-за меня.
Это ведь я сказала ей: «Уходи!»
Кошка, которая всю жизнь прожила в доме, во внешнем мире не выживет. Кошка, которая была у меня раньше, Джессика, тоже выбежала из квартиры на улицу, а потом я нашла ее рядом с домом, сбитой машиной.