Разозлилась, откинула его руку, налила спирт на марлю и приложила к ране.

– Твою мать! – рыкнул и схватил меня за бедро сильно рукой. Не скинула. Инстинктивно поняла, что ему сейчас это надо. Держаться за меня. Промокнула кровь, прочистила, чувствуя, как кружится голова и невыносимо смотреть на рану.

– Промывай и неси иголку с ниткой. У матери в комнате в тумбочке возле кровати шкатулка для рукоделия. Блядь…если бы я знал, что для того чтобы схватить тебя за бедра мне нужно заиметь дырку в бочине я бы давно ее сделал сам.

– О боже! Зашить?

– Ты что куклам никогда не шила, Алена? Ах да…ты ж у нас жена мажора. Иголки в руках не держала?

– Держала! Ты не кукла!

– Просто зашей эту проклятую дырку и наложи повязку. Давай. Я не хочу, чтоб эта рана загнила и туда попали микробы. Потом надо в аптеку за антибиотиками. Возьмешь мою машину.

Шкатулку нашла быстро, продезинфицировала иголку и когда сделала первый прокол ощутила, что сейчас сама вырублюсь.

– Алена! На меня посмотри!

Подняла на него влажные от слез глаза. Его лицо бледное, покрытое бусинками пота с прилипшей ко лбу челкой такое красивое и измучанное. Как же сильно хочется прижаться к его лбу губами.

– Прошу тебя, зашей ее. Мне нельзя в больницу. На это есть причины. Хорошо? Давай. У тебя получится. Я знаю. Пару стежков. Ерунда.

Я прокалываю, а он сжимает руки в кулаки и стискивает челюсти. Я даже представить боюсь, как ему больно. Потому что мне даже смотреть невыносимо. Пока зашивала, кажется, несколько раз рухнула в бездну и выпорхнула наружу, а все внутренности свело судорогой.

– Молодец. Хорошо вышло…, - усмехнулся бледными губами, - а теперь давай наложим повязку.

С пола он вставал с моей помощью и с помощью стула. Мы оба взмокли, но наконец-то он облокотился на меня и мне удалось оттащить его в свою комнату и уложить на кровать.

Он рухнул на нее и мгновенно вырубился.

Я села на стул, не чувствуя ног и рук. Кажется, они у меня отнялись. Потом вспомнила про антибиотик. Но какой? Не спрошу ж я в аптеке от пореза ножом? Достала сотовый и написала своей консультанту, которая часто консультировала меня по медицинским вопросам в книге.

– Тань, какие антибиотики при ножевом ранении надо?

– Я тебе вечером напишу, сейчас на вызове.

– Прости, мне срочно!

– Ладно. Сейчас пациенту рецепт выпишу и напишу тебе в мессенджер.

– Спасибо.

***

Он спит, а я рассматриваю. Удержаться не могу…отвернуться бы, уйти, прекратить вот этот мазохизм, но я не способна даже глаза отвести, потому что никогда и не видела никого кроме мужа. Женя раздет до половины, и я с пересохшим горлом смотрю на его голый торс. На выделяющиеся мышцы, на сильную шею, на рельефный пресс. Тело юное, поджарое, жилистое. Одни мышцы. Не перекачанные, а именно рельефные, как бывают у спортсменов. На шее цепочка с крестиком. Взгляд поднялся к лицу и снова опустился вниз по груди, по сильному плоскому животу, цепляясь за тонкую полоску волос, нырнувшую под штаны. Посмотрела на выпуклость в паху, и краска прилила к щекам. Медленно выдохнула. Как учили на занятиях йогой. Так чтоб успокоиться и унять дрожь во всем теле.

– Насмотрелась?

Вздрогнула и встретилась с ним взглядом, снова вздрогнула, потому что невыносимые у него глаза. Наглые. И смотрит на меня так будто я голая перед ним стою и он власть надо мной имеет и знает об этом…Конечно знает, по ухмылке видно, что знает. Самодовольной. Хочется подойти и дать по физиономии, чтоб так не улыбался.

– Я пришла проверить все ли в порядке.

– И как? Во всех местах все в порядке?

– Во всех! – ответила с вызовом и закинула руки за голову, чтобы заколоть волосы заколкой. Он аж вперед подался, и на его шее дернулся кадык. На грудь мою смотрит, которую тканью обтянуло, когда я руки подняла. Смутилась, поправила декольте, чтоб ложбинку не так видно было. Всегда стеснялась своей груди, потому что большая сильно, вечно выпирала, всегда внимание привлекала и мальчишки насмехались в школе. Мечтала, чтоб она меньше стала, чтоб не так заметно было. Потом, когда замуж вышла заикнулась Артему об уменьшении, но он и слышать не захотел.

А мне она мешала, смущала, никогда вещи нормальные не найти и белье нижнее. Тяжелая такая, что спина болит. А сейчас…сейчас, когда Женя вот так смотрит на нее сердце дергается и в животе становится горячо, хочется выпрямится…чтоб и дальше смотрел с этим голодом, с этой юношеской наглостью.

– Я сказать хотел, - его голос сорвался, и он откашлялся, - сказать хотел, что маме знать обо всем этом не обязательно. А точнее совсем не нужно.

– Я хочу знать…как это произошло? Может быть, тогда смогу промолчать, но не обещаю. Я не люблю врать.

– Правда? Так чего ж ей не рассказала, как прыгала на меня пьяная? Ты ж не любишь врать? Видишь, Аленка… у каждого из нас есть секреты о которых мы не хотим рассказывать.

– Так ты расскажешь?

– Расскажу. Шел по улице, какой то уебок захотел отнять у меня кошелек. Подрались, он пырнул ножом. Ничего интересного.

– Тогда почему в скорую не хотел?

– Потому что терпеть не могу больницы.

– Глупости! Ты сказал, что нельзя в больницу! Почему?

– Чтоб ты отстала. Ты ж так настырно звонить собралась.