Весь остаток унылого дня Мартин вожделенно посматривал на бутыль вина, впрочем, с не меньшим вожделением вспоминал он и «маленькое создание», которое, судя по всему, очень скоро вновь явится, но только уже без той угловатой суетливости, а с напрочь подорванной спиной, и все благодаря работе, которой она так сильно гордиться.

Придя вечером домой, Мартин поставил на кухонный стол свою весьма тяжелую ношу, от вида которой Стефанида испуганно ахнула.

– С Матильдой никак познакомился! – воскликнула она, всплеснув руками и принялась журить Мартина за принесенные гостинцы.

Тем временем Себастьян с Лючией с радостным ликованием принялись отщипывать спелые ягоды прямо из корзины.

– Куда?! – прикрикнула на них Стефанида, – А поужинать сначала?

Дети замерли, убрали сладкие руки из корзины и заняли свои места за столом.

– Достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – спросил Мартин, откупоривая пробку, – есть бокалы?

– Нет, – закачала светлой головой та, – Патрик пьет самогон из стакана.

С весьма огорченным видом Мартин взглянул на темно-алую жидкость, скрывающуюся за матовым стеклом бутыли.

– Что ж, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с наигранно-огорченным тоном скомандовал он, – в таком случае, обойдемся кружкой…

С горьким вздохом Стефанида подала ему кружку, которою Мартин незамедлительно наполнил и осторожно пригубил содержимое. Посмаковав немного терпко-вяжущий вкус, он самодовольно заулыбался и залпом осушил всю кружку, следом бойко пошла вторая.

– Нужно будет непременно купить бокалы, – оживленно произнес Мартин, – право, такое хорошее вино требует исключительно самого дорогого и наилучшего хрусталя!

– Учти, Мартин, – строгим материнским тоном заявила Стефанида, – вино Братьев Беркли коварно. Оно легко пьется, но потом сильно ударяет в голову.

– Хорошо, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с лукавой усмешкой на порядком раскрасневшемся лице послушно произнес Мартин, – я учту на будущее Ваше крайне важное предостережение…

Опустошив третью кружку, Мартин вновь наполнил ее терпким вкусным напитком и хотел было продолжить утолять жажду, но заметил на себе суровый взгляд Стефаниды.

– Поверьте мне на слово, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – подавляя в себе пьяный смешок, заявил он – я, как истинный ценитель, прекрасно знаю толк в хорошем вине равнозначно, как и должную для себя меру!..

– Мартин, – грозно произнесла Стефанида, – вначале ужин!

– Ладненько, – поджал уши тот и послушно отставил стакан в сторону, – как скажите, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида.

Немного посидев, он заговорщически шепнул Себастьяну с Лючией: «Ох, уж эти взрослые!», а после задорно подмигнул и выразительно закатил синие глаза.

В этот момент в кухне появился Патрик, посмотрев на хихикающих детей и раскрасневшегося Мартина, он сурово хмыкнул и промолчал. Однако завидев, как после ужина Мартин бойко утаскивает в комнату початую бутыль, он поинтересовался, откуда такое счастье, а узнав про «ложный вызов» схватился за седую голову, сердито приговаривая: «Нашла лазейку, ведьма окаянная!..».

Смерив удрученного Патрика пронзительно-синим взором, Мартин пожал плечами и отправился по намеченному маршруту.

– Смотри, не упейся! – сурово прохрипел ему вслед Патрик, – И не отравись вусмерть!.. Нашел, у кого гостинцы брать!

Мартин пропустил это предостережение мимо ушей, а на следующий вечер явился домой с картонной коробкой. Таким образом, в доме семейства Карди появилось шесть хрустальных бокалов.

Обычно Себастьян с Артуром ложились спать сразу же после ужина. Если же последний отлучался на Молодежные Гулянья, то по возвращению домой никогда не шумел, а тем более, не зажигал в комнате свет, чтобы не тревожить чуткий сон братишки. Мартин же, наоборот, всем своим видом показывал, что является в этой комнате единственным хозяином. Из ночи в ночь Себастьяну приходилось стойко терпеть «занимательное чтение» при свете ярко зажженной лампы.

К слову сказать, вопреки тяжелой физической работе, засыпал Себастьян весьма скверно. То и дело, терзаясь беспочвенными переживаниями и страхам из-за постоянных укоров строго отца и старших работников, он места себе не находил, ворочаясь сбоку на бок на скрипучей кровати. Кроме того, Себастьян мог проснуться посреди ночи по малой нужде, а потом долго терзаться круговоротом все тех же тревожных мыслей, и вот теперь к этой мучительной проблеме прибавился еще и наглый сожитель.

Самым ужасным было то, что Мартин вовсе не видел никакой проблемы в своем ночном «занимательном чтении», всякий раз самоуверенно заявляя, что если человек действительно хочет спать, то ни смотря ни на что обязательно заснет хоть стоя, хоть сидя, а особенно прижавшись к «мягкому-премягкому» дверному косяку. Себастьяна передергивало от этих эгоистических суждений, но спорить со «всезнающей врачебной интеллигенцией» было абсолютно бесполезно, и оставалось лишь безропотно терпеть в ожидании долгожданного сна.