С этими словами, он подхватил чемодан и саквояж, с ноги открыл дверь и устремился невесть куда прямой тропинке в сторону леса.

Всю дорогу Себастьян то и дело боязливо посматривал на Мартина и все думал правильно ли он поступает, ведя в деревню эту синеглазую нечисть.

Нижние Плакли являлись весьма живописным местом. Пьяня благоуханием весенней свежести, цвели деревья и кустарники. За невысокими заборчиками стояли аккуратные белесые домики.

Старики и дети с удивленно смотрели на высокую статную фигуру, бойко шагавшую рядом с низеньким сыном Патрика Карди.

– Какие-то твои Крайние Плакли чересчур уж крайние, – заявил Мартин, оглядываясь по сторонам, – аж плакать хочется…

– У нас хорошо, – заверительным тоном парировал Себастьян, останавливаясь возле одного из заборчиков.

Просунул руку между тонкими досками, он звонко лязгнул щеколдой, и со словами: «Вот мы и дома!», радушно отворил калитку.

По правую сторону одноэтажного дома с голубыми ставнями простирался ряд построек, предназначенных для рабочей утвари, а также для домашней скотины. Недалеко от забора по соседству с крытой дровницей, стояла неказистая баня с высокой трубой. От бани до дровницы простиралась веревка с выстиранным бельем.

Всю левую сторону участка занимал большой огород и сад плодовых деревьев.

Похлопав широко распахнутыми ярко-синими глазами, Мартин громко присвистнул и оценивающе посмотрел на Себастьяна.

– Да ж, – раздался лукавый голосок, – обширное у вас владеньяце, однако ж.

– У нас еще поля есть, – гордо заявил Себастьян.

– И собственные работники есть? – по-кошачьи сощурил синие глаза Мартин.

– Есть, – ответил Себастьян.

– Зажиточные что ли? – усмехнулся Мартин.

Себастьян виновато улыбнулся, пожимая плечами, и смущенно сказал, что числиться в бригаде отца самым младшим работником, а после устремился на трехступенчатое крыльцо с резными перилами.

За дверью крохотных сеней оказалась просторная кухня, добрую четверть которой занимала печка, возле которой стоял незамысловатый рукомойник, кухонная тумба, а также громоздкий буфет замысловатого вида, под навесными полками стояла деревянная лавка с двумя жестяными ведрами. Впритык к окну стоял длинный стол, с противоположных концов смотрели друг на друга два стула с высокими спинками, а сбоку простиралась узкая лавка.

Стефанида хлопотала с ухватом у печки, неподалеку от нее крутилась Лючия. Заслышав звук отворяемой двери, обе они повернули светлые головы и тотчас же застыли с широко распахнутыми глазами.

– Себастьян… – прошептала Стефанида и возвела серые глаза в Красный угол, – Господь Всемогущий, спасибо тебе…

Размашисто перекрестившись, она бросилась к Себастьяну, и заключив его в крепкие объятия, принялась осыпать поцелуями.

– Сыночек мой!.. – запричитала она дрожащим голосом, – Кровиночка моя ненаглядная!..

Перестав, наконец, лобзать «свою ненаглядную кровиночку», Стефанида принялась громко рыдать. В это время подбежала Лючия, которую теперь Себастьян заключил в крепкие объятия и со словами: «Лючия, как же я по тебе соскучился!» принялся расцеловывать и тискать. Вся эта безумная трогательность была прервана тихим ехидным смехом.

Поспешно отерев слезы радости, Стефанида, повернула голову в сторону двери, и уставилась на нервно дрожащего Мартина, который старательно затыкал себе рот, чтобы не разразиться бурным хохотом.

Заметив на себе удивленный светло-серый взгляд, он резко прекратил свое бурное веселье, разом выпрямился, приобретая вид надменной невозмутимости, а для пущей убедительности лукаво заулыбался, по-кошачьи сощурив пронзительно-синие глаза.

Бросив подозрительный взгляд на Себастьяна, Стефанида опасливо приблизилась к неподвижной черной фигуре.

– Спасибо Вам, господин доктор, – произнесла она тактичным тоном и тотчас же дала волю эмоциям, – храни Вас Господь Всемогущий!.. Спасенье Вы наше!..

На протяжении довольно долгого времени, заключенный в удушающие объятия «господин доктор», проявляя невероятную ловкость в уворачивании от настойчивых поцелуев, узнал, что он, оказывается, является «истинным ангелом Господнем», а также много чего в этом духе.

Стойко выслушав все это, Мартин поспешно заявил, что данный отзыв «надо бы пренепременненько донести до превеликих светил медицин Третьей городской, чтобы они поняли!», и вновь принялся спасаться от новой волны бурных эмоций.