– Ночи! – воскликнула Шай, пятясь к кровати. – Да ты что, Зу! Меня сейчас убивать нельзя. Печать еще не готова!

– Закончить работу есть кому. – Зу плотоядно ухмыльнулся. – У Фравы давно имеется другой поддельщик. Считала себя самой умной? Наверняка придумала отличный план побега, но в этот раз мы тебя опередили. Что, не ожидала такого оборота? Я убью тебя, лгунья, и, уж поверь, получу от этого огромное удовольствие.

Он сделал стремительный выпад, и лезвие рассекло сбоку блузку. Шай отскочила, крича о помощи. Она все еще играла роль, но актерское мастерство ей было уже без надобности. Сердце колотилось, с каждой секундой нарастала паника. Шай забежала за кровать, воспользовавшись ею как препятствием между нападающим и собой.

Зу ухмыльнулся и прыгнул.

Кровать оглушительно затрещала под его тяжестью. Ночью Шай залезала под нее не только за бумагами. Она нанесла печать, сделав дерево трухлявым, изъеденным насекомыми. Кроме того, снизу она искусно разрезала матрас вдоль.

Зу успел только крикнуть, прежде чем кровать развалилась и вместе с ним рухнула в образовавшуюся дыру. Запах плесени, который Шай почувствовала, впервые войдя в эту комнату, дал подсказку. Деревянные балки сгнили, и потолок обвалился бы, если бы протечку не устранили достаточно быстро. Подделывание весьма правдоподобно довершило дело, и капитан Зу провалился на этаж ниже, в пустую кладовку.

Тяжело дыша, Шай заглянула в дыру. Капитан лежал среди обломков кровати, матрас и подушки смягчили падение. Наверняка он выживет, ведь ловушка предназначалась для обычных охранников, которые Шай, в общем-то, нравились.

Шай бросилась к столу и принялась собирать вещи. Коробка с печатями, душа императора, необработанные камни души и чернила. А также две книги, в мельчайших подробностях описывающие создание печатей, – фальшивая, она же официальная, и подлинная.

Первую Шай, проходя мимо камина, швырнула в огонь. Потом замерла перед дверью и, глядя на пульсирующую метку клеймящего, принялась отсчитывать удары сердца.

Клеймящий вовремя не явился и печать не обновил, но все же Шай одолевали страхи. Но вот через несколько томительных минут печать вспыхнула в последний раз и исчезла.

Шай выскочила в коридор из комнаты, в которой провела три месяца.

Свобода!

Шай приложила к застегнутой блузке одну из трех оставшихся печатей. Блузка превратилась в платье, весьма похожее на те, что во дворце носила прислуга. Даже на левой стороне груди были вышиты соответствующие знаки различия.

Времени оставалось в обрез. Весьма вероятно, скоро появится клеймящий. Или Зу очнется после падения. Или прибудет следующая смена охранников. Шай отчаянно хотелось, промчавшись по коридору, ворваться в конюшню, но бежать было опасно – это подразумевало либо вину, либо ответственное поручение. И то и другое привлечет лишнее внимание. Поэтому она, приняв вид человека, который точно знает, что делает, и которого не следует отвлекать, целеустремленно двинулась по коридору быстрым шагом.

Вскоре Шай очутилась в более обустроенной части огромного дворца. Никто ее по пути не задержал. На пересечении коридоров, устланных коврами, она остановилась.

В конце коридора справа был вход в покои императора. Казалось, печать готова выпрыгнуть из рук. Почему Шай просто не оставила ее в комнате? Арбитры бы охотились за Шай с меньшим усердием, завладей они печатью.

Можно бросить ее даже здесь, в коридоре, увешанном портретами древних правителей и заставленном поддельными старинными чашами.

Нет. Шай забрала печать вовсе не потому, что бездумно подчинилась мимолетному импульсу. Она даже заранее подготовила инструменты для проникновения в покои императора. Она точно знала, что предпримет.

Уйти сейчас – значит никогда не выяснить, сработала ли созданная ею печать. С таким же успехом можно было построить дом, но даже не заглянуть внутрь по окончании всех работ. Или выковать меч, но ни разу им не взмахнуть. Создать несравненное произведение искусства и упрятать его туда, куда не проникнет ничей взгляд.

Шай решительно двинулась по коридору.

Убедившись, что в поле зрения никого нет, она перевернула одну из ужасных чаш, что стояли у многочисленных колонн, и сломала клеймо на дне. Чаша приняла первозданный вид невзрачного глиняного сосуда.

У Шай немало времени ушло на то, чтобы разузнать, кто и где создал такие чаши. Четвертая печать уподобила сосуд золотому ночному горшку, и Шай, прошагав с ним под мышкой по коридору, небрежно кивнула стражникам у покоев императора.

– Я тебя не узнаю, – промолвил, окинув ее цепким взглядом, стражник со шрамом на пол-лица.

Она его тоже не знала, что и ожидалось. Охранявших ее людей держали отдельно от остальных, чтобы не разглашали секретные сведения.

– Мне очень жаль, благороднейший, – смущенно произнесла Шай. – Я на этой должности только с сегодняшнего утра.

Она зарделась, доставая из кармана квадратик плотной бумаги с печатью и подписью Гаотоны. Оба были подделаны по старинке, вручную. А Гаотона сам помог Шай с охраной императора, обратившись к ней когда-то за советом.

Без дальнейших расспросов Шай пропустили внутрь. Первые три комнаты императорских покоев оказались пусты, а за ними обнаружилась запертая дверь. Шай воспользовалась той же печатью, что применила к своей кровати, и дверь сделалась до крайности трухлявой. Было ясно, что клеймо долго не продержится, но Шай этого и не требовалось – пинок занял не более секунды.