Шрифт:
Я бегло читала основные статьи, но раз в два-три дня, не спеша за свежими выпусками.
Но теперь это сыграло со мной злую шутку. Я не подготовилась к новостям и сейчас выглядела откровенно плохо. Не могла даже взять себя в руки и изобразить безразличие. Леди Мила прекрасно видела, что со мной происходит.
– Лорд Фаркоунт так ужасен? – в лоб спросила она. – Я слышала много разных слухов, но не доверяю тому, чего не видела собственными глазами.
Мне нечего было ей ответить. Мы не настолько близки, чтобы я начала рыдать у нее на плече. Но отцовское решение пугало меня. Нешуточно. Если его желание поженить нас с Алексисом Коэрли выглядело нелепо, то это…
Он что, желает моей смерти?
Он готов отдать свою единственную официальную дочь за человека, хоть и богатого, но совершенно беспринципного? Его называли мясником – потому что во время военных вылазок он собственноручно расправлялся с врагами. Делая это с особым садизмом.
Леди Мила вновь глянула на меня, и в её взгляде отразилось слишком уж много понимания.
– Деточка, если тебе понадобится помощь – пиши, – сказала она с неестественно широкой улыбкой. – Ну, знаешь, всякое случается в семейной жизни. Вдруг тебе захочется переехать в южные края. Я с удовольствием предоставлю кров и пищу.
– Спасибо вам.
Тем же вечером пришел приказ от отца – собираться в обратную дорогу. Немедленно.
«Тебя ждут дома», – так он написал в первом письме за всё время моего отчуждения.
Забыв только уточнить, кто именно ждет?
Глава 4
В доме всё было по-старому. Так же шумно, так же многолюдно, как и прежде. Я ожидала, что изменится хоть какая-нибудь мелочь. Я приеду и пойму: здесь скучали по мне, время замерло, без меня всё шло наперекосяк.
К сожалению, моего отсутствия как будто даже не заметили. Слуги приветствовали меня точно так же, как делали это всегда. Теми же словами, теми же поклонами.
Служанка Кира побежала целоваться с матерью, и та рыдала в объятиях дочери. Я же… поздоровалась с отцом, а он ответил мне сухим кивком головы. Не удосужился даже поинтересоваться, как прошла поездка. Или как его дочь жила в южных краях, чем она занималась? Ничего не сказал, а ушел к себе – у него же важные дела. Как всегда.
Почему одних встречают слезами и нежностью, а меня – ежедневной прохладой?
От злости моя магия вновь начала закипать. Только-только я обуздала её, научилась относительно контролировать – как малейшая неурядица вновь сломала едва выстроенную броню. Пальцы онемели. Пришлось надавить на подушечки ногтями, чтобы стряхнуть морозные колючки.
Впрочем, вру. Кое-что всё-таки изменилось. Исчезло любое напоминание об Алексисе Коэрли. Как будто и не было в нашем доме этого человека, не жил он в соседней со мной комнате, не ужинал за одним столом с моим отцом. Растворился. Пропал. Не осталось даже напоминания.
Поддавшись непонятному порыву, я заглянула в спальню, что когда-то принадлежала ему. Вещи лежали на местах, словно дожидались хозяина. Его одежда, несколько книг по ратному делу, которые он читал. Кровать была идеально застелена, и казалось – Алексис вот-вот вернется. Застанет меня врасплох, и я смущусь от собственного любопытства.
Я стояла посреди спальни и не могла отделаться от ощущения, что молодой мужчина просто ненадолго вышел. Правда, слой пыли на обложке верхней книги, лежащей на письменном столе, казался уж очень толстым.
Внезапно дверь приоткрылась.
Я вздрогнула.
– Госпожа… – удивилась служанка, заглянув внутрь. – Что вы тут…
Она не закончила свой вопрос, уставилась на меня во все глаза. Я пожала плечами, стараясь изобразить равнодушие.
– Хотела поздороваться с Алексисом.
– Так он же… – женщина оглянулась, как будто за её спиной стоял призрак; быстро-быстро перекрестилась слева направо. – Погиб.
Это слово будто ударило меня в грудь острым лезвием.
Пусть мы и не дружили, и наш план по «спасению» провалился – но я больше не испытывала к Коэрли-младшему ненависти. Напротив, он единственный во всем поместье казался мне понятным, почти своим. Он думал точно так же, как и я, он тоже мечтал о свободе и был угнетен тиранией моего отца. Он точно так же стал жертвой обстоятельств – и это делало нас ближе.
– Как…
– Ваш отец… – служанка замолчала, покачала головой часто-часто. – Простите, госпожа. Лучше вам здесь не находиться.
Но его одежда лежала на полках. Почему её не выбросили, если отец расправился с пленником? Почему о смерти Алексиса не сказано ни в одной из газет? Неужели Демид Коэрли не сообщил о гибели младшего сына? Попросту замял её как что-то незначительное?
Хотя я ведь не знала условий очередного мирного соглашения между нашими семьями. В прошлый раз Коэрли предал родного сына, чтобы получить возможность для наступления. Сейчас же… вполне мог принести его в жертву ради спасения собственной шкуры.