Нет, конечно, она ничего не имела против одиночества этой деревни, но вот против такого вселенского отчаяния — даже очень. Она не хотела страдать весь год и беспрерывно лить слезы, не хотела этой боли, обид и сожалений.

Сбросив халат и платок, девушка прошла в прихожую и включила телевизор. Комнату сразу наполнили веселые звуки музыки и шутки Оливье-шоу. Подбросив в грубку поленьев, Злата снова растопила ее и отправилась на кухню.

Праздничное меню пришлось кардинально пересмотреть Готовить сейчас для себя мясо по-французски стало как-то бессмысленно, да и времени на это уже не было. Мясная вырезка лежала в глубокой заморозке, но вот приготовить традиционный оливье, запечь карпа с овощами, нарезать мяса, колбасы, сыра и свежих овощей — это она, пожалуй, успеет. Сменив пижаму на спортивный велюровый костюм, расчесав волосы и умывшись, девушка принялась за работу. По телевизору начался праздничный концерт. Злата сделала звук погромче и стала подпевать.

Деревья в далеком свете звезд стояли будто хрустальные Казалось, одно лишь нечаянное движение — и они рассыплются на тысячи мелких осколков. Зимний вечер давно уснул за окном, только слышно было, как под крышей тихонько звенят сосульки. Волшебные сны бродили где-то по заснеженным лесным тропинкам. И казалось, сама красавица зима в эту сказочную новогоднюю ночь шла по земле. И волшебство непременно должно было случиться.

Деревня давно спала, а Злата сидела у окна, глядя на небо, темное, глубокое, чистое, как кристалл, расшитое мириадами звезд. Наверное, в силу юного возраста в ней, как в душе любого ребенка, продолжала жить наивная вера в сказку, в чудо, которое непременно должно случиться в новогоднюю ночь…

И сейчас, именно сейчас, ей так необходима была эта вера, только она могла спасти ее от отчаяния и безысходности. Только с ней она могла жить дальше и верить: впереди ее ждет светлое будущее… Вот именно сейчас, в эту ночь, ей нужно примириться с произошедшим. Научиться с этим жить, и, возможно, постепенно пройдет обида, утихнет боль, и она простит Дороша. Нет, не забудет, до конца жизни не сможет забыть. Но она обязательно будет счастлива… Нет, не сейчас. Сейчас Полянская даже мысли не могла допустить о другом мужчине. Не смогла бы она с другим. Даже сама мысль о близости с другим вызывала чувство гадливости. А чувства… На чувства не осталось душевных сил…

Но зато была деревня, сейчас заснеженная и как будто уснувшая под белым покрывалом снега, но все равно такая близкая и родная. Были ее рукописи и мечты. И старушки в Горновке, которые так привязались к ней. И еще Машка, мысли о которой не давали девушке покоя. По совести, и она это отчетливо осознавала, ребенка не надо было отдавать. Она могла бы оставить ее в Горновке, если бы не послушалась тогда Дороша.

Впрочем, дело ведь было не только в нем. Она и сама боялась. Боялась ответственности, боялась не справиться. Боялась недостаточно любить, хотя и сама не смогла бы объяснить, как это — любить достаточно. Проще было отвечать только за себя, сложнее за других.

Ребенок по-прежнему находился в детском отделении районной больницы. Злата была там как раз перед Новым годом, и даже сейчас при воспоминании о маленькой девочке, всеми покинутой и никому не нужной, сердце сжималось от жалости. Маринка вот уже три месяца лежала в могиле, а Сашку осудили на пятнадцать лет строгого режима.

Была еще и работа. Правда, сейчас девушка с трудом представляла, как сможет поехать туда и, перешагнув порог школы, встретиться взглядом с Мариной Александровной. Вот было бы здорово никогда больше туда не возвращаться.

Злата долго еще сидела у окна в ту новогоднюю ночь. Чуда, волшебства, магии, которой обычно ожидают в Новый год, не произошло. Но к концу этой ночи Полянская твердо решила начать все сначала, перевернуть эту страницу, забыть и жить дальше. Боль придется осилить, грусть переплакать и вынести все, посланное судьбой.

И уж конечно, в ту ночь Злата Юрьевна Полянская, погруженная в собственные переживания и обиды, не могла подумать, что жизнь не всегда дает все в идеале, как мечтается или хочется. И любовь, она тоже бывает разной. Измерить ее, определить силу, мощь или жар вряд ли кому под силу. Никто не властен над собственным сердцем.

Дорош Виталий Алексеевич ведь тоже не подозревал те в тридцать пять лет влюбится, как мальчишка, имея при этом жену и сына, но не имея достаточной смелости и решительности. И не только Злате в ту новогоднюю ночь было плохо. Окруженный толпой гостей на праздничной вечеринке в честь Нового года, смеясь и разговаривая, Дорош вместе с тем все время думал о Злате. Глядя на себя как будто со стороны, мужчина не понимал, зачем он здесь. Ведь на самом деле ему было совсем не весело и хотелось уйти. Этой вечеринкой, где собрались «сливки» их предприятия, он хотел порадовать жену, да и самому ему было интересно побыть здесь, ведь это был первый праздничный банкет на работе. А завтра сразу же после обеда он уехал бы в Горновку к Злате… Теперь не придется снова врать жене и ближайшие пару дней они проведут здесь всей семьей. И снова он тянулся к рюмке с водкой и продолжал улыбаться…

Злата поздно легла той ночью, вернее, уснула она уже под утро. Разбудил ее дребезжащий звук домашнего телефона. Нехотя выбравшись из теплой кроватки, девушка прошлепала и прихожую.

— Алло! — чуть охрипшим ото сна голосом сказала она, поднеся телефонную трубку к уху.

— Златулечка, з Новым годам цябе!

— Баб Мань, и вас! — девушка слабо улыбнулась. — Здоровья нам, большого и крепкого! Смотрите мне, живите долго еще!

Баба Маня засмеялась.

— Ну, буду, канешне! Куды ж дзявацца! Ну, як ты там? Прыехау, мо, хто?