— Уэнсдей, мы тебя любим! Даже когда ты пытаешься отрубить мне руку и создать Вещь номер два. И особенно, когда ты учила меня жизни, например, как когда в зоопарке перебросила меня в вольер к аллигаторам, — с переднего сиденья крикнул брат.

Невольно руки дрогнули. Проклятая слабость, невыносимые проявления эмоций. Откуда они взялись и зачем?.. Это обжигало, и обжигало неприятно. Но за болезненными ожогами скрывалось что-то почти такое же приятное, как удары током и мучения обидчиков её младшего брата.

— Возможно, вы и правы, — холодно отозвалась Уэнсдей, никак не отвечая на объятия родителей. — Может, я и вправду смогла… смогла…

— Не надо это говорить вслух, если не хочешь, дорогая. Мы не заставляем, — Уэнсдей тотчас распахнула глаза и обернулась к маме.

— Это звучит логично, — до пресловутого «спасибо» снизойти не удалось.

— О, Невермор! — закричал Пагсли.

Автомобиль проехал через мрачные врата школы и устремился по её территории. Оказалось, приехало уже много студентов — по тёмному из-за туч двору сновали десятки взбудораженных подростков, и многие уже даже переоделись в школьную форму.

Когда они припарковались, Уэнсдей вылезла из машины первой, критично вдохнув неверморский аромат. Было в нём что-то притягательное. В любое время года в школе пахло осенью, немного гнилью, манящими ароматами смертельных растений и ядов, а также горящими поленьями.

Она оглянулась — и получила очередное подтверждение, что у жизни даже для неё слишком жестокое чувство юмора: первым, кто попался ей на глаза, оказался Ксавье Торп. Парень в спортивной одежде и наушниках, держа идеально ровную осанку и подняв гордо голову, пробегал по тропе у парковки. Его пропитанные потом волосы были стянуты в очередном небрежном пучке, влажное лицо слегка покраснело. И, конечно, даже занятый спортом, он не мог не обратить внимания на неё.

Ксавье остановился, снял наушники и расплылся в проклятой искренней улыбке, которая почти могла заставить Уэнсдей улыбнуться в ответ.

— Я… Я рад тебя видеть, Уэнсдей Аддамс, — он, краснея, подошёл к ней. — О, здравствуйте, мистер и миссис Аддамс. И тебе привет, Пагсли, — поздоровался парень.

По телу прошлось приятное жжение, и стоило признать — куда более, нежели от разряда тока. Чтоб не вытворить какую-то низкую глупость, Уэнсдей прикусила нижнюю губу почти до крови.

— Здравствуй, Ксавье, — её родители улыбнулись.

Уэнсдей не могла сказать ни слова. Хотя ощущала на себе пронзительные взгляды всех — даже Ларча, который остался в автомобиле, — и понимала, что они все ожидают от неё каких-то действий. И Ксавье, конечно же, разочаровался быстрее всех:

— Ладно, я не буду мешать заселению, — он дрогнул уголком губ и почти успел развернуться.

— Говорят, действия могут сказать больше, чем слова, — парень изумлённо вскинул брови.

Уэнсдей знала, что возненавидит себя за это. Но неразумная сила, названная гормонами, взяла бразды правления над её телом вместо разума. И тело, жалкая марионетка, их слушалось.

Один неловкий шаг, за ним второй. И она уже стояла в паре сантиметров от Ксавье, подняв взгляд к его лицу, что, оказалось, находилось весьма далеко над её. Она уже и забыла, насколько человек, из-за которого воскресло чёрное сердечко, высокий. Но с этого ракурса получалось рассмотреть его ещё больше покрасневшее лицо и каждую детальку на нём. От задумчиво-печальных серо-зелёных глаз, в которых если и скрывалась хитрость, то только положительная, до линии острых скул, очерченных впалыми щеками, и до дрожащих в улыбке губ.

Уэнсдей приподнялась на носках максимально, и парень, верно угадав её намерения, склонил к ней голову. Сердце почему-то застучало в голове. Но противиться неизвестной силе не удалось.

Её губы соприкоснулись с его губами на глазах у всей семьи. И сразу Уэнсдей отошла на несколько шагов, на одном дыхании выпалив:

— Пойдёшь со мной на вороний бал?

Парень сглотнул, но его губы растянулись в улыбке шире, чем обычно.

— Конечно, — согласился Ксавье. Кажется, где-то сзади от восторга ахнула мама.

***

Уэнсдей сбежала от семьи и Ксавье в свою комнату. За ней проследовал только Ларч, что нёс её багаж, и Вещь на его плече. Все остальные благоразумно оставили её в покое. И Ларч, как только поставил чемоданы, поспешно удалился. Остался только Вещь. Это наглое создание, раньше носившее имя Кристофера Торпа, позволило себе бросить насмешливый комментарий, но, услышав угрозу скорой мучительной гибели, скрылось где-то в половине комнаты Энид. В той уже царил привычный радужный переполох, но сама соседка отсутствовала где-то. И хорошо.