— Я желаю очень немногого, но то, что я делаю, поглощает меня.

— Бо Тэплин

Я бреюсь не торопясь, мазок за мазком, зная, что Эмми ждет меня прямо за дверью.

Челюсть напрягается под бритвой, когда прошлая ночь прокручивается в моей голове. Снова и снова я смотрю, как ее рот приоткрывается, когда я трахаю ее, слышу свое имя на ее языке, когда она кончает. Чувствую обжигающий порез на спине, когда она теряет себя, затем ее мягкие, покрытые красными пятнами пальцы скользят по моему лицу.

Дерьмо.

Бросив бритву рядом с раковиной, я наклоняюсь вперед и плещу холодной водой на лицо. Моя рана ноет от напряжения, все еще болит после швов, которые Обри наложила мне несколько часов назад. Я на минуту закрываю глаза. Все внутри меня жаждет Эмми, побуждая раскрыть остальные темные секреты, которые она скрывает за этими невинными глазами.

За все годы, предшествовавшие воздержанию, у меня никогда не было женщины, способной вытащить меня из этого состояния — из ослепляющих глубин, которые захватывают в те последние моменты, когда я теряю контроль. И все же Эмми это сделала. Потом она пошла и превзошла меня. Видеть ее душу, лишенную притворства, когда она держала мой нож, когда моя кровь украшала ее кожу — это было чертовски завораживающе.

Я не знаю, как и когда она проникла мне под кожу, но она течет в моих венах. Я чувствую ее каждым ударом своего пульса. Ее невозможно избежать. К лучшему это или к худшему, но теперь она прикована ко мне.

Я захожу в спальню и подхожу к своему шкафу, хватаю черную рубашку на пуговицах и надеваю ее. Поворачиваясь, и пока я застегиваю пуговицы, я замечаю Эмми, прислонившуюся к моему комоду. Она осматривает меня, облизывая нижнюю губу, как будто хочет оседлать меня, как делала вчера/проделать то самое скалолазание, которое она делала вчера.

Мой член слаб. Но он немедленно встает по стойке смирно.

Я стискиваю зубы, когда рубашка скользит по швам ниже плеча/швы ниже плеча задевают рубашку. Укол боли заставляет вспомнить эйфорическое выражение лица Эмми, когда она порезала меня ножом, и это вызывает желание трахнуть ее снова, что раздражает, потому что у меня куча дерьмовых дел и я не могу провести весь день у нее между ног.

Черт. Этот образ не помогает.

Сквозь меня вырывается тихое рычание.

— Продолжай так смотреть на меня, и мне понадобятся новые швы перед встречей.

Она прикусывает губу, но опускает взгляд. Интрига и чувство вины. Интересное сочетание. Она думает, что сделала что-то не так прошлой ночью. И все же ей это понравилось.

Она так усердно старается спрятаться. Мне становится любопытно, кто вообще заставил ее думать, что она должна это делать.

Как только я полностью одеваюсь, я подхожу к комоду и беру свой телефон, открывая сообщение от Феликса.

— Пошли, — бормочу я, не поднимая глаз.

— Но я непрезентабельна. Мне нужно зайти в спа.

Я выгибаю бровь, затем перевожу взгляд на нее.

— Ты не что?

Она переминается с ноги на ногу, обводя жестом свое лицо и ноги.

— Не презентабельна. Для тебя.

Когда я ничего не говорю, она добавляет:

— Прическа, макияж, ногти…

Я оглядываю ее с ног до головы. На ней ее униформа — облегающее черное платье и туфли на каблуках. Немного хреново, потому что это то же самое, что Катерина носила в студии, но у всех есть проблемы, и мы перестали пытаться разобраться в наших давным-давно. Ее волосы распущены, черные и длинные. Губы мягкие и пухлые. Легкие веснушки, которых я раньше не замечал, покрывают скулы и переносицу. Голубые глаза яркие и сосредоточены на мне, именно там, где они и должны быть. По моему, она выглядит чертовски идеально.

Я провожу ладонью по подбородку, мой взгляд возвращается к этим губам. Прошлой ночью я впервые попробовал их на вкус, но этого было недостаточно. Я хотел открыть ее рот своим языком. Я хотел взять и эту ее часть тоже.

Но я не целую. Это единственная черта, которую я не перейду, даже с ней. Поцелуи — это интимно, я ими не занимаюсь.

Отрывая взгляд от ее рта, я поворачиваюсь и направляюсь к двери.

— Ты в порядке, — бормочу я, глядя прямо перед собой, когда мы выходим. — Больше никаких посещений спа, понятно?

Наступает пауза, мои слова эхом разносятся по коридору, пока она плетется за мной.

— Я понимаю, — мягко говорит она.

Что-то в ее тоне заставляет мои плечи напрячься. Он теплый и ласковый, две вещи, которым не место рядом со мной. Я сделан изо льда, из места, куда уходят умирать теплые вещи.

Сжимая кулак, я останавливаюсь прямо перед дверью кабинета Райфа. Когда я наконец смотрю на нее, я знаю, что выражение моего лица такое же холодное, как и моя душа, если бы она у меня была. Но в ту секунду, когда я замечаю, что ее широко раскрытые глаза уже прикованы ко мне, подбородок вздернут, а нижняя губа прикушена, невысказанные слова, которых я не ожидал, болезненно обжигают мой разум.