— Не испытывай меня, мышонок, — тихо рычу я. — Ты знаешь намного меньше, чем думаешь.

Ее пальцы дрожат, когда она нажимает на пуговицу, и она поднимает свои голубые глаза, чтобы встретиться с моими усталыми.

— Это делает нас двоих похожими, — шепчет она.

Я на секунду перевожу взгляд между ее глазами. Когда я отстраняюсь, ее хватка на моей рубашке усиливается, и я с рычанием хватаю ее маленькие запястья в свои. Она не должна быть так чертовски близко ко мне прямо сейчас.

— Я понимаю, ладно? — она смотрит на меня с мягким огнем в глазах.

Мой взгляд сужается, когда я замечаю дрожь в ее голосе. Обе ее стороны одновременно, мышь и лев, и я ненавижу их обоих за то, как они выводят меня из себя.

— Тебе нужно отдохнуть. Это прекрасно. Просто стой спокойно, чтобы я могла помочь.

Через мгновение она торопливо добавляет:

— Сэр.

Медленно я ослабляю хватку, затем засовываю руки в карманы, где они не могут дотронуться до нее.

Ее глаза изучают мое лицо.

— Спасибо.

Она заканчивает с последней пуговицей и начинает расстегивать мои манжеты. От облегчения в ее голосе у меня сводит челюсть. Во мне много качеств, но самоотверженность не входит в их число. Ей следовало бы узнать это лучше — если она этого не сделает, то достаточно скоро научится.

Когда она опускает руки под вырез моей рубашки, прижимая свои мягкие ладони к моему прессу, каждый мускул в моем теле напрягается. Она медленно ведет ими вверх, пока рубашка не соскальзывает с моих плеч. Ткань застревает, мои руки в карманах не позволяют ей полностью упасть, и Эмми берется за мой пояс.

Я останавливаю ее на полпути, запустив кулак в ее волосы. Она замирает. Я провожу рукой по верхней части ее горла и заставляю ее посмотреть на меня.

— Шаг. Назад.

Ее горло сглатывает под моей ладонью, и я опускаю руку. Когда она отступает, я позволяю рубашке упасть на пол, вытаскиваю пару спортивных штанов из открытого ящика и исчезаю в ванной. Черт. Мое тело чувствует себя как чертова печь. Я быстро переодеваюсь, на всякий случай засовывая нож в ящик комода, и открываю двери.

Эмми смотрит на меня так, будто никогда не видела мужчину в спортивных штанах. Ее челюсть отвисла, глаза скользят по моему торсу, как будто она хочет лизнуть меня. Мой член дергается от этой перспективы.

Проводя большим пальцем по щеке, качаю головой и иду к своей кровати. Она все еще смотрит на меня, когда я стягиваю одеяло и падаю на спину, наконец закрывая глаза и прикрывая их предплечьем.

Еще через секунду, чувствуя, что она наблюдает за мной, я бормочу:

— Иди сюда. Не то чтобы я смог заснуть сейчас, когда мой член тверд как камень.

Я чувствую, как она движется, и открываю глаза, частично прикрывая их рукой. Следуя за ее движениями, когда она направляется ко мне, я стискиваю зубы. Каждый ее шаг разжигает кровь, бегущую по моим венам. Она тянет за одеяло в изножье кровати, затем осторожно натягивает его на меня. Дискомфорт заполняет мои внутренности. Что это, черт возьми, такое?

Когда она поворачивается, чтобы уйти, низ ее сорочки зацепляется за раму кровати, обнажая тугую круглую попку и крошечные стринги.

Дерьмо.

Мое горло сжимается, кожа горит, а энергия, пульсирующая в венах, скачет так быстро, что перед глазами все расплывается.

Я моргаю, и она подходит ближе.

Еще одно моргание, и она разворачивается, ее голая пухлая задница оказывается возле моего лица.

Еще одно моргание, и моя рука обвивается вокруг ее горла, медленно притягивая ее к себе и укладывая на кровать. Я никогда не утверждал, что я хищник, но прямо сейчас она, безусловно, моя добыча.

— Люби меня так, как это делают мои демоны.

— Акиф Кичлу

Где-то между похотью, заглушающей рассудок, и моей черной душой, рвущейся наружу, я перевернул ее на живот. Пока я нависаю над ней, моя хватка удерживает ее запястья над головой, когда я грубо провожу свободной рукой вверх по задней части ее мягкого бедра, затем по изгибу задницы.