Ак очень трогательно рассказывал о своих похождениях на острове. Он вспоминал самые обычные вещи: сад с благоухающими цветами; тропинку, в которой все булыжники соединяются в спираль; питьевой фонтанчик, который включается с помощью ножной педали.

Он посчитал все это стоящим рассказа, что само по себе занятно. Тема не так важна, как энтузиазм. И Прядка улыбнулась. Тревоги и печали никуда не делись, но мрачные мысли понемногу отступили.

— …а потом девочка намочила братца, топнув по педали, когда тот наклонился, чтобы попить, — рассказывал Ак. — Разве не прелестно? Это напомнило мне о юности. Когда я не плавал на пиратском корабле вдали от дома.

— Ты можешь вернуться, если хочешь. Ак, ты можешь уйти. Тебе стоит поступить именно так.

— Не могу. Мне никогда не вернуться на свой остров, Прядка. Потому что это больше не мой дом.

В этих словах чувствовался привкус трагедии, так что Прядка не стала выпытывать подробности. Кроме того, не хотелось думать о том, что, по всей видимости, ей тоже никогда не вернуться домой.

— Тебе не кажется, что в юности все было лучше? — спросил Ак. — Возможно ли, что в жизни было больше смысла?

— Да, — прошептала Прядка. — Я помню… безмятежные ночи. Помню, как наблюдала за спорами, падающими с луны. Теплые кружки медового чая. Радость от того, что испекла что-то новенькое.

— Я помню жизнь без страха. Помню, как каждый день просыпался от знакомых запахов. Я думал, что понимаю, как сложится моя жизнь. Так же, как у родителей. Простая жизнь. Может, не чудесная, но и не страшная.

— Вряд ли все было лучше, — тихо произнесла Прядка, по-прежнему глядя в потолок. — Просто нам так кажется, поскольку это приносит облегчение.

— И поскольку мы не замечали проблем, — согласился Ак. — Может, мы и не хотели их замечать. Когда ты молод, с проблемами всегда есть кому разобраться.

Прядка кивнула. Кроме того, воспоминания имеют свойство меняться. Со временем они становятся кислее или слаще, как пиво, и позже мы воссоздаем их вкус, лишь приблизительно подбирая ингредиенты. Нельзя глотнуть воспоминание, не добавив в него того, кем ты стал.

Это меня вдохновляет. Все мы каждый день творим свою собственную историю, свои собственные легенды. Наши воспоминания — это наши баллады, и если понемногу подправлять их при каждом исполнении… все во имя драмы. В любом случае прошлое скучное. Мы всегда притворяемся, что идеалы и культура прошлого старятся как вино, но на самом деле идеи прошлого старятся скорее как булочки — просто черствеют.

Прядка вспомнила несколько своих любимых баллад, в которых звучали мед, и любовь, и прочие сладости.

Ей действительно полегчало. Луны, ей полегчало после рассказа о колокольнях и питьевых фонтанчиках. Под этим предлогом многие не стали бы разбираться в ситуации, но Прядка отличалась практичностью и предпочитала выжимать максимум из своих перепадов настроения. Поэтому она села на кровати и взглянула проблемам в лицо.

— Мне нужно придумать, как защититься, — прошептала она. — Как победить Ворону, пока она не продала меня дракону.

Как удачно, что в каюте Прядки имелось пять разновидностей самой опасной субстанции на планете.

Переехав в собственную каюту, Прядка наскоро ее осмотрела. Перебирая вещи, которые остались от Уива, она в основном пыталась убедиться, что среди них нет ничего по-настоящему опасного. То был поступок девушки, играющей роль.

Теперь она снова осматривала каюту. Уже как девушка, пытающаяся спасти свою жизнь.

Если раньше она просто пробегалась по тексту, то теперь вчитывалась. Если раньше просто перебирала вещи, то теперь тщательно их упорядочивала. Если раньше просто принимала все как должное, то теперь экспериментировала. Ничто не мотивирует так, как отмеренный срок. Особенно если в нем явственно слышится «рок».

Этому занятию она отдалась не только всем сердцем, но и телом: с одним сердцем без ловких пальцев многого не добьешься. Уив любовью к порядку не отличался. Прядка надеялась, что остались инструкции, но нашла лишь обрывки записей и неразборчивые пометки вперемешку с незавершенными задумками. Те, кому неведома истинная одаренность, часто считают подобный интеллектуальный мусор незамутненной гениальностью.

Говоря по правде, во всей этой письменной неразберихе не было никакой закономерности, лишь едва уловимый налет досады. Ум пытался выйти за собственные границы и лишь самую малость не сумел дотянуться до нужных идей. Такое может случиться и с болваном, и с гением и никоим образом не характеризует умственные способности, как не говорит о весе человека тот факт, что он слишком объелся, чтобы осилить еще и десерт. В случае Уива обрывки записей были признаком ментального скопидомства: он коллекционировал идеи, как иная старушка — керамических свинок.