Шрифт:
В 1983 году Горбачев и Яковлев сразу нашли общий язык. [Из архива Л. Шерстенникова]
И ведь то затаенное желание, которое было у Яковлева, когда он готовил этот визит, тоже сбылось. Однажды они остались наедине, это случилось как раз в провинции Альберта, когда приехали в большое фермерское хозяйство и там поджидали министра сельского хозяйства Канады. Министр опаздывал, а потому Горбачев, решив прогуляться по окрестным полям, пригласил с собой посла. Рядом больше никого не было, только охрана маячила вдалеке.
Сначала говорили о каких-то несущественных вещах, но вдруг Горбачева прорвало. Видимо, сказались те впечатления, которые он уже получил, путешествуя по ухоженной стране, которая «хоть похожа на Россию, только все же не Россия». Стал говорить о том, почему мы так плохо живем, имея все возможности жить хорошо — неисчерпаемые ресурсы, огромную территорию, множество талантливых людей, великие традиции, очевидные достижения в области науки и техники… Почему?
— Надо что-то менять в нашем государстве, иначе пропадем, — возбужденно воскликнул Михаил Сергеевич.
Яковлев:
Я тоже как с цепи сорвался. Откровенно рассказал, насколько примитивной и стыдной выглядит политика СССР отсюда, с другой стороны планеты. Да и нервы мои были на пределе из-за десятилетнего пребывания за рубежом. Все последующие дни, когда мы колесили по стране, посещая фермеров, научные учреждения, встречаясь с простыми канадцами, священниками и нефтяниками, учителями и врачами, прошли на высоком уровне доверия и уважения к Горбачеву. Мы тоже наговорились всласть. Во всех этих разговорах как бы складывались будущие контуры преобразований в СССР [125] .
125
Там же.
Наверное, это и был «момент истины». Отныне, можно сказать, часы стали пробивать «обратный отсчет».
В воспоминаниях Горбачева и Яковлева нет ничего о тех договоренностях, которые были достигнуты тогда между Михаилом Сергеевичем и Александром Николаевичем, однако уже в «нулевые» годы историк П. Черкасов, работая над своей книгой об ИМЭМО, взял у Александра Николаевича интервью и в ходе этого разговора академик раскрыл некоторые подробности разговора на фермерском поле в Канаде.
— Наверное, надоело тебе здесь, поди, домой хочется? — обратился Горбачев к Яковлеву, завершая состоявшийся откровенный разговор.
— Давно хочу, — сразу же ответил Яковлев.
— Послушай, — продолжал Горбачев, — у нас обсуждается вопрос о кандидатуре директора ИМЭМО, есть много претендентов. А ты пошел бы на это место?
— Конечно, надоело мне здесь за десять лет.
— Как ты думаешь, Академия наук, Федосеев тебя поддержат? — спросил Горбачев.
— Мне кажется, да. С Александровым я знаком, но шапочно, а Федосеев давно и хорошо меня знает. У меня всегда были с ним нормальные отношения.
— Ну, ладно, посмотрим, — завершил Горбачев [126] .
126
Черкасов П. ИМЭМО: Портрет на фоне эпохи. М.: Весь мир, 2004.
«В последних числах мая, — вспоминает Яковлев, — я получил телеграмму от вице-президента АН СССР П. Н. Федосеева: „Как вы отнесетесь к предложению занять должность директора ИМЭМО?“ Буквально через пять минут после получения этой телеграммы я сообщил о моем согласии» [127] .
Неизвестно, верил ли А. Н. Яковлев в судьбу? Но она, эта злодейка, как мы видим, не один раз подставляла ему свое плечо, вела, иногда напрямик, но чаще окольными путями, к тем дням и событиям, которые сделают его знаменитым, к тем делам, за которые его станут одни проклинать, другие славить.
127
Там же.
Тот же Г. И. Куницын, который уже упоминался в предыдущей главе, в своих «Девяти письмах» утверждает, что, останься Яковлев в 73-м в Агитпропе, и никогда бы не стал он правой рукой Горбачева, напротив, поддержал бы самых консервативных лиц из числа членов ПБ, а в 85-м году голосовал бы за кандидатуру В. В. Гришина на выборах генерального секретаря.
Возможно, это и так. Куницын, делая подобное заключение, исходит из своих наблюдений за жизнью партийных бонз. А возможно, это и не так. Зачем гадать…
Судьба в данном случае распорядилась по-другому, отлучив Яковлева на десять лет от Москвы, от Старой площади, от тех интриг, которые там сопутствовали вначале правлению Брежнева, затем приходу к власти Андропова.
По всему выходит, что эти десять лет, которые он считал «ссылкой», на самом деле избавили его от возможных крупных неприятностей. Например, от тех, которые возникли бы в том случае, если бы возглавляемый им Отдел пропаганды обвинили в недостаточной активности по прославлению Леонида Ильича Брежнева. Последние годы правления Брежнева были отмечены не только печатью махрового застоя, но и всякими «чудесами» в области идеологии, делавшими СССР посмешищем для всего остального мира.