Шрифт:
В заслугу ИМЭМО можно поставить то, что там своевременно оценили объективный характер начавшегося в 50-е годы интеграционного процесса, увенчавшегося затем созданием Евросоюза. Аналитики института внимательно отслеживали все, что касается бурного развития научно-технического прогресса. Они занимались научным обоснованием политики разрядки и мирного сосуществования. Обращали внимание правительства СССР на тот опыт рыночной экономики, который можно было позаимствовать у развитых западных стран.
Искушенные люди знали, что все контакты высшего советского руководства с западными лидерами неизменно сопровождаются участием «мозгового центра» ЦК КПСС. Это участие бывало разным: в виде информационно-аналитических записок, рекомендаций, справок и меморандумов. Советские вожди не гнушались общаться с руководителями института, привлекая их к работе над ключевыми документами партии и правительства, переговорам на высших уровнях.
Николай Николаевич Иноземцев. [Из открытых источников]
Ставший в 1966 году директором ИМЭМО Н. Н. Иноземцев, безусловно, входил в высшую партийно-государственную элиту. Он был обласкан властью: член ЦК, депутат Верховного Совета, академик, лауреат, орденоносец… На Старой площади понимали, что наряду с ортодоксами в советской идеологической науке, долдонившими о «всепобеждающем учении Маркса — Энгельса — Ленина» и возглавлявшими такие бесполезные псевдонаучные структуры, как Институт марксизма-ленинизма или Высшая партийная школа, должны быть и те, кто объективно и непредвзято изучает мир, его прошлое, настоящее и будущее. А потому долгое время этот научный центр имел как бы индульгенцию от властей на некоторые вольности.
С первых дней существования ИМЭМО его создатель А. А. Арзуманян, а затем и его преемник Н. Н. Иноземцев — оба убежденные антисталинисты, искренне воспринявшие решения XX съезда, — сумели создать в Институте обстановку относительного свободомыслия в том, что касалось профессиональной деятельности (а она напрямую была связана с актуальными вопросами политики и экономики). Эта атмосфера поддерживалась даже в условиях идеологического ужесточения режима после подавления Пражской весны в августе 1968 г. Поощряемые Иноземцевым «либералы» пользовались в ИМЭМО определяющим влиянием, а твердолобые догматики, как правило, в Институте не приживались и уж во всяком случае чувствовали себя здесь весьма некомфортно.
Научные сотрудники, хорошо знавшие о засилье реакции в большинстве других академических институтов гуманитарного профиля, дорожили той, пусть и ограниченной, свободой, которая сохранялась в ИМЭМО.
Можно сказать, что между руководством Института и его научным коллективом было достигнуто своего рода джентльменское соглашение: Иноземцев гарантировал своим сотрудникам свободу научного творчества, а те, в свою очередь, обязались соблюдать предписанные правила игры, т. е. прежде всего «не подставляться» самим и «не подставлять» Институт [128] .
128
Черкасов П. ИМЭМО: Портрет на фоне эпохи. М.: Весь мир, 2004.
Даже в самые «застойные» годы партийные надзиратели закрывали глаза на те «диссидентские» проявления, которые имели место на Профсоюзной улице. С подачи ортодоксальных «ученых» из других партийно-научных структур за ИМЭМО издавна закрепился шлейф — «гнездо ревизионизма». Но и в ЦК, и в КГБ на это до поры до времени смотрели сквозь пальцы.
Юрий Владимирович Андропов. [Из открытых источников]
Гроза грянула в конце 1981 года. На академический институт обрушился целый шквал неприятностей, имевших фатальные последствия для его директора и создавших проблемы для целого ряда ведущих научных сотрудников. По сути дела, был затеян самый настоящий разгром этого единственного в своем роде островка свободной научной мысли.
До сих пор до конца не ясно, кто же был инициатором масштабного наезда на институт и какие конечные цели при этом преследовались.
Одни полагают это кознями Московского городского комитета КПСС и его главы В. В. Гришина. Столичный горком всегда считался оплотом самых стойких большевиков, которые зорко следили за порядком во всех идеологических ведомствах.
Для других главным злодеем в той истории являются секретарь ЦК по идеологии М. В. Зимянин и курируемый им Отдел науки ЦК, возглавляемый дремучим сталинистом С. П. Трапезниковым.
Кто-то грешит на главу КГБ Ю. В. Андропова, ведь в задачи этого ведомства, кроме всего прочего, входили надзор за чистотой идеологической науки, искоренение любых зачатков инакомыслия.
Зимянин видел в Иноземцеве соперника, который вполне мог занять должность главного партийного идеолога. Гришин никогда не упускал возможность приструнить «распоясавшихся интеллигентов». Ну, а что касается Андропова, то сотрудникам его «конторы» везде виделись шпионы и предатели.
Виктор Васильевич Гришин, первый секретарь МГК КПСС. [ТАСС]
Как бы там ни было, а первый тревожный звонок прозвенел, когда заместитель директора ИМЭМО по общим вопросам В. А. Пухов вдруг был вызван «на ковер» к председателю Комитета партийного контроля А. Я. Пельше. Главный партийный контролер, призванный строго следить за моральным обликом номенклатуры, не стал ходить вокруг до около, а сразу перешел к делу. Пояснил, что его интересует не сам Пухов, а те хозяйственные и финансовые нарушения, которые имели место в институте, факты расхищения социалистической собственности и другие злоупотребления со стороны руководства. После чего заместителя директора усадили в одной из комнат, дали стопку бумаги и велели написать «чистосердечное признание».