– Что не так, Сорока? – впервые он заговорил уже в машине. – Почему шарахаешься?

Тысяча пропитанных обидой слов словно застряли в горле. Как можно ему объяснить, что мне было больно, когда он прошел мимо после той ночи в его доме? А сейчас вообще не понимаю, что ему нужно. Зачем эта игра?

– Да ответь ты уже! – голос он не повысил, но злость все равно чувствовалась.

– Ден, – я собралась с силами и выпалила на одном дыхании: – если ты с кем-то на меня поспорил, то не надо всего этого, правда. Я подтвержу любые предположения, могу даже трусики подарить. У меня есть симпатичные, бирюзовые с кружевом…

– Ты вот так обо мне думаешь?

На всякий случай я вжалась в сидение, но продолжения разговора не последовало. Денис молча проводил меня до квартиры, забрал шубу и прочие вещи, а после ушел, в самом деле прекратив какие-то попытки поговорить со мной в универе или вытащить на еще одно свидание.

А теперь оказалось, что Дубровский обожает некого Джей Эм Фастера, тайком употребляет пакетированный кофе и пельмени из супермаркета и в целом достаточно требовательный барин. В чем я легко убедилась за прошедшие трое суток.

– Любезный, кофе и тосты! – Ден только-только выбрался из душа и на ходу вытирал лицо полотенцем.

Никак не привыкну к его привычке расхаживать по квартире в одном полотенце или семейниках. Тоже мне, красавчик-модель. Но барина не выбирают, точнее выбирают, но не господина, а коуча, и если выбрала не того и подписала с ним контракт – таскай кофе, глазей на бугры тазовых костей и не смей возмущаться.

Кстати, «любезный», это я. Господин по утрам изволят играть в барина.

– Да, Денис Павлович, уже несу!

Я быстро размешала коричневую приторную бурду в чашке, спрятала пакетик, разложила красиво тосты, украсила их джемом и веточками мяты и отнесла Дену. Он небрежно бросил полотенце на пол, завалился на диван и уставился в планшет. Я же поставила поднос на журнальный столик, повесила полотенце на согнутый локоть и выпрямила спину, все как учил барин.

– Как погода там, любезный? – заговорил он.

– Метёт, – выдавила я.

Снег валил уже который день, будто природа решила одуматься и взять реванш за конец ноября, такой теплый, что больше подошел бы апрелю-марту, а не последнему месяцу осени.

– Эх, русская зима, лютая, непредсказуемая, прекрасная! Снег, сугробы, слякоть, очередь на шиномонтаж и прорванные трубы отопления, – Денис потянулся, выпил кофе и прищелкнул пальцами: – Любезный, притовь-ка мой костюм и носки. Серый, такой, в мелкую полоску.

– А галстук, Денис Павлович?

– На твой вкус. Как и запонки.

Ден сел взъерошил светлые волосы до плеч и поплелся к окну, убедиться, что «любезный» не соврал насчёт погоды, а, возможно, и поглядеть, не нужно ли откопать машину.

– Слышь, Сорока, а я не перегибаю с барством? Ты ж моя первая крепостная, опыта нет, сама понимаешь.

Он повернул ко мне голову и почесал затылок. Странно – смотрю на Дена и будто чужой человек, незнакомый. Внешность та же: высокий жилистый блондин, в меру накачанный, как и положено бывшему самбисту, симпатичный, но не приторно-слащавый, глаза серые, под цвет грозового неба, если света не хватает. Но вот мимика, привычки, жесты, любимые словечки – они другие. А иногда – те же. Пойди разберись. Или это «барство» его так портит? Не могу представить, чтобы Ден Дубровский произнес слово «любезный», он в целом говорил крайне мало, неохотно и только по делу.

– Нет, все нормально, – я выдавила улыбку, убрала устроенный Деном беспорядок. Если уж ввязалась во всю эту историю, нужно терпеть до конца. Не спорят же с врачом по поводу выписанного лекарства? Вот и я и не буду, раз Дена мне «выписал» Доктор Всё.

– Как знаешь, я бы такого коуча послал куда подальше. А Маха, огонь моего сердца, ему бы тестикулы откусила. Однажды Леха Север положил ей пятерню на бедро, так Маха ему в бровь впилась. Кровища хлещет, Леха орет, Машуня сама в непонятках. Так всей тусней и повалили в травмпункт. Врач чуть от смеха не лопнул, сказал, что за тридцать лет не припомнит вторых таких придурков. У Лехи шрам остался, он всем загоняет, будто его медведь грызнул, – Ден осекся, будто сболтнул лишнего и быстро свернул рассказ. – Короч, достанет коуч – скинь его координаты моей богине!

Надменный и аристократичный Дубровский настолько не вязался с кусающейся Махой, что я даже головой тряхнула, прогоняя наваждение. Судить не стану, любовь зла, как и жизнь после диплома. Возможно, именно Махи ему для счастья и не хватало.

– Тогда проверь, как там мои ботинки, любезный! Извиням-с, все ради тебя, Сорока! – развел он руками. – Доктор сказал «рабство», значит будет рабство.

Еще через полчаса я уже мечтала лечиться как-нибудь иначе. Например, двигательной активностью, выживанием в тайге, сражениями на световых мечах… Что угодно, лишь бы не слушать: «… не плачемся мы, не ковыряем в носу. Точим не семки, мы точим фрезу!». Но Ден и минуты не мог прожить без рэпа.