"На кой черт ему переодеваться?
– мелькнуло в голове Коновалова.
– Нет, это не Ревякин, тот рад, что смылся, а вот "Вольво" он по рации вызвал. Он, конечно, а кто же еще. У, гад!"

И это была, несомненно, верная мысль. Однако кто бы ни стрелял в них, он, Василий, не мог дать ему уйти. Скорее всего это тот самый тип, который уложил на крыше дома подручного Ганджиева.

На все раздумья у капитана ушло всего дветри секунды. Прежде чем предпринять дальнейшие действия, бывший оперативник обернулся.

Семен присел у стены, закусив губу, лицо его казалось белым, как больничная простыня. Старик нагнулся над раненым и шептал ему что-то ободряющее.

– Иван Макарыч...
– позвал капитан.

– Да!
– Старик встрепенулся и выпрямился, как солдат в ожидании команды.

– Попробуйте отыскать Омара, - попросил Коновалов.

Внутренне он уже злился на себя, потому что не хотел признать, что подсознательно тянет время, не желая высовываться.

Копайгора кивнул. Он замялся было, очевидно собираясь что-то сказать, наверное, по поводу Семена, но Василий Андреевич уже отвернулся от них.

"Ладно, - сказал себе Коновалов.
– Не фига думать! Трясти надо".

Он выскочил из-за угла, держа пистолет в вытянутых руках, как раз в тот момент, когда синий "Скорпио", свистя шинами об асфальт, рванул вдоль улицы, стремительно набирая скорость.

Коновалов прицелился, но нажимать на курок не стал: машина находилась уже слишком далеко, нечего было и думать о прицельной стрельбе.

Кроме того, вдалеке капитан увидел припаркованную возле обочины знакомую "семерку", принадлежавшую Олегу Кожевенкову, но управляемую обычно его закадычным приятелемтолстяком старлеем Федей Ниловым. Оба они, и владелец "семерки", и его друг, лежали в нескольких метрах от того места, где стоял сам Коновалов.

– Твою мать!
– с горечью, удивлением и с каким-то бессильным гневом произнес Василий, подходя к лежавшим без движения людям и опускаясь на корточки. Меньше всего ожидал капитан встретить здесь этих двоих своих бывших коллег.

– Придурки, какого черта вы здесь оказались?!
– сказал он, обращаясь к Нилову и Кожевенкову.
– Я смеялся над вами, бил вас, а теперь получается, что вы спасли мне жизнь?! А сами?..

Старший лейтенант пошевелился, издав слабый стон.

– Жив, засранец!
– радостно крикнул Вася и услышал властный окрик за спиной:

– Стой, ни с места, брось оружие! Не шевелись, стреляю!

Коновалов остановился и бросил "ПМ" на асфальт.

– Руки на голову, - повторил все тот же знакомый голос.

Капитан повернулся.

– Не дури, Аркаша, - мрачно отозвался он, встречаясь глазами с наставлявшим на него "Макарова" капитаном Афиногеновым, которого, впрочем, узнал и по голосу.
– В них стрелял не я.

Однако Афиногенов - высокий, грузноватый мужчина, примерно одногодок Коновалова, получивший в отделении кличку Толстолобик, - не спешил.

– А кто же?
– спросил он с недоверием и встряхнул кудрями. Аркаша был в цивильном костюме и без головного убора.

Василий, сам не зная отчего, подумал, что свою кличку бывший коллега получил вполне заслуженно. Лоб у него действительно был выпуклым, из-за чего лицо капитана казалось слишком тяжелым, а первое из определений, приходивших на ум людям, встречавшим Толстолобика впервые, чаще всего было "туповатый".

– Какой-то тип на синем "Скорпио". Мужик моих лет, среднего роста, в джинсовой куртке, да, волосы сивые...
– Коновалов сделал небольшую паузу и с уверенностью добавил: - Профессионал... "Пушку"-то убери, а то выстрелит ненароком.

– На кой они сдались профессионалу?
– грубо отрезал Толстолобик, но пистолет все-таки убрал.

Тут только Коновалов заметил, что Афиногенов прибыл на место происшествия не один.

"Девятка", на которой приехали коллеги Афиногенова, принадлежала следователю Центрального райотдела Любови Сергеевне Синицкой, которую между собой все коллеги называли Синичкой, а при обращении Любочкой.

Женщина есть женщина. Пока Афиногенов, выскочивший из машины первым, базарил со своим бывшим коллегой, а два прибывших вместе с ним сержанта понуро стояли за капитанской спиной, ожидая, чего скажут, Люба осмотрела лежавших.

– Иди вызови "скорую", - приказала она одному из сержантов.
– Они живы, но в очень тяжелом состоянии Здравствуй, Василий Андреевич.

Произнося ответные слова приветствия, Коновалов рассеянно кивнул. Его внимание сосредоточилось на двух группах людей, одетых как в милицейскую форму, так и в гражданские костюмы. Оперативники вышли из сине-желтых "уазиков" с городскими гербами на дверцах. Машины остановились одна за другой впереди Любиной "девятки". Вспыхивали и гасли мигалки, звучали обрывки разговоров по рации. Коновалов на секунду окунулся в свою родную стихию, сердце защемило какой-то особой, непонятной, неведомой прежде тоской.