Тело напряглось. Я сделала все, что в моих силах, чтобы не думать об этом.

Глаза защипало от слез. Похоже, собственный разум наказывает меня самым худшим из всех возможных способов…

Почему я занимаюсь такой стрессовой работой, особенно учитывая мое прошлое? Могла бы стать школьным психологом или консультантом по наркозависимости. Кем-то, кто помогает живым людям расти, развиваться. Звучит заманчиво, но… не привлекает.

По словам мужчины с козлиной бородкой, который преподавал консультативную психологию в Тафтсе [18] , все судебные психологи – «наркоманы, подсевшие на травмы». Козлобородый – клинический психолог – полагал, что профайлеры вроде меня занимаются мертвецами и извращенцами, потому что сами ущербны. И для нас это способ сублимировать собственные садистские порывы во что-то социально приемлемое. Придурок…

Мы спорили с ним – и не только об этом. По его словам, личность, темперамент, интеллект – все целиком определяется генами, наследственностью (вопрос: а зачем тогда вообще нужны психологи?).

Но это привело к пониманию истины, почему мне нужно разобраться в мышлении убийц. Мне нужно, чтобы зло порождалось окружением преступника. И доказать, что это так и есть, стало для меня делом всей жизни. Я хотела понять, как прошлое психопата сделало его таким: жестокие родители, поврежденный мозг, сексуальное насилие – как все вместе создало монстра. Вот настоящая причина, по которой я занимаюсь мертвецами и извращенцами…

Я выбросила из головы старые избитые доводы, выключила кран и вышла из душа, чувствуя, как теплая вода стекает по телу. От холодного пола по ногам пробежали мурашки. Я взяла мягкое белое полотенце и вытерлась, оставляя мокрые следы на полу ванной.

Наконец-то этот тяжелый день закончился. Остается почистить зубы и спать.

Проходя мимо зеркала в ванной, я краем глаза заметила странное движение. Резко обернулась и напряглась. Что там, черт возьми? Будто я что-то увидела в зеркале… Да нет, показалось – просто мозг сыграл со мной злую шутку.

У меня вырвался вздох. Здесь только зеркало и страх, отразившийся в моих голубых глазах.

Секунду назад всё выглядело… по-другому. Как будто здесь кто-то посторонний.

Видимо, события этой ночи повлияли на мои чувства. Но это же не означает, что я схожу с ума?

Я водрузила чемодан на кровать, расстегнула и стала рыться в нем, пока не нашла пару черного нижнего белья и ночную рубашку на бретельках. Когда натягивала рубашку, хлопчатобумажная ткань прилипла к влажной спине: я слишком устала, чтобы вытереться как следует.

Прихватив дорожную косметичку, я вошла в ванную комнату – и тут же застыла; по спине медленно пробежала дрожь. Я была почти уверена, что в зеркале снова что-то промелькнуло… что-то, чего там уже нет.

Я закрыла глаза, глубоко дыша через нос. Ладно. В следующий раз, когда такое случится, запишусь к психотерапевту. Если мне и суждено впасть в безумие, то буду вести себя как можно ответственнее.

Нельзя становиться такой, как мой отец.

Я стояла возле «Старбакса». Раннее утреннее солнце заливало Бишопсгейт янтарным светом.

На плече сумка с ноутбуком, в руке стаканчик латте. Я была почти готова встретить новый день – как только проглотила две таблетки тайленола. Надеюсь, они помогут справиться со сменой часовых поясов и вчерашними ударами по лицу и легким.

На глаза попалась газета, оставленная кем-то на столике «Старбакса»: «Каждый пятый мусульманин в Британии – приверженец джихада». Такой заголовок – просто языковое преступление: я уже представила всплеск ксенофобии, которая вот-вот захлестнет город. Так что, если в ближайшее время мы не поймаем убийцу, Лондон сам найдет козлов отпущения.

Я взглянула на свое отражение в темном стекле: все не так уж и плохо. Я замазала консилером растекшийся сбоку на лице синяк баклажанного цвета. На мне было приталенное серое платье, черная кожаная куртка и сапожки, на которых остались едва заметные следы крови того ублюдка. Волосы спадали на плечи аккуратными волнами, на щеках благодаря легкому макияжу появился здоровый румянец. Никто не заметит, что я всю ночь занималась расследованием.

Я перешла улицу, направляясь к полицейскому участку, и, на ходу доставая из кармана телефон, увидела, что Габриэль уже ждет меня у входа. В золотистом утреннем свете, в темной рубашке и брюках, он выглядел невероятно красивым.

– Доброе утро, агент Лидделл. – Он протянул мне бейдж посетителя.

– Кассандра, – поправила я, засовывая бейджик в карман.

Он бросил на меня суровый взгляд.

– Вы должны надеть его, когда находитесь в участке.

– Серьезно? Я же почти все время буду с вами.

Габриэль выгнул бровь, подтверждая тотальную британскую приверженность протоколу и правилам. Я вздохнула и нацепила бейдж. Ненавижу, когда меня помечают как посетителя, даже если так и есть. Губы детектива изогнулись в подобии улыбки: он был явно доволен, что я не собираюсь демонстрировать американский индивидуализм.