Увидев меня, осеклась, и обе расплылись в приветливой улыбке:

— Ой, Сереженька! Здравствуй, хороший, а ты чего здесь? Садись, чаю попьем. И вы тоже, товарищ, садитесь, — это для дяди Семена. — Сметанник здесь хороший, мы с Зиной каждую неделю приходим.

«Осеклась» не потому, что я такой страшный и сейчас начну карать кого-то за налоги (что очень хочется на самом деле — ишь че удумал, «аккуратно» он), а потому что не найдется в стране бабушки, которая такого хорошего мальчика не любит.

— Здравствуйте, товарищи дамы, — я приложился к пожилым, распухшим и затвердевшим от многолетнего труда, ручкам. — С радостью! — уселся к ним за столик. — Только я с товарищем здесь встретиться хотел, поэтому, извините, недолго. Это Семен Иванович, он из «Девятки», меня бережет.

Дядя Семен сел рядом, мы познакомились с дамами, подошла официантка, и я «уговорился» на пустые кружки — очень бабушки меня угостить хотят. Они налили нам чай, отрезали по кусочку пирога и расстроились, потому что дядя Семен достал из внутреннего кармана коробочку с колбами и лакмусовыми бумажками, принявшись проверять и то, и другое.

— Простите, Зинаида Игоревна, Зоя Алексеевна, я совершенно уверен, что вы меня травить не собираетесь, но вы же сами знаете, насколько меня капиталисты ненавидят — вот, даже перекусить как человек не могу, все проверять приходится. У Семена Ивановича работа такая, и, если я буду мешать, ему попадет.

Бабушки заверили, что все понимают, и Зоя Алексеевна спросила:

— А какого товарища ждешь, если не секрет?

— Не секрет, — улыбнулся я. — Владимира Валентиновича Меньшова, он «Москву слезам не верит» снимал. Смотрели?

Бабушки смотрели и им очень понравилось, поэтому я «уговорился» при появлении режиссера остаться за их столиком. Далее, под ожидаемо оказавшийся «чистым» сметанник и не менее «чистый» чай поговорили о жизни: старушки новые экономические реалии одобряют, потому что пенсии повышаются, криминал — давится, а жить стало лучше и веселее. Приятно такое слушать! Поговорили и о новом канале — шоу «Жди меня» трогает дам до слёз.

А вот и Владимир Валентинович, молодой и еще совсем не лысый. Натурально секс-символ! Компания в виде пенсионерок его не смутила, он с улыбкой отвесил дамам пару комплиментов и предложил угостить нас всех еще одним сметанником — старый-то кончился. Когда официантка, записав заказ, ушла, я выставил на стол «Оскара»:

— Добыл! Владейте, Владимир, по праву ваш.

Товарищ Меньшов с загоревшимися глазами цапнул награду:

— Как?

— А это чего? — спросила Зоя Алексеевна. — Приз какой-то?

— Ты чего? Это ж «Оскар», главная киношная награда, — авторитетно пояснила Зинаида Игоревна.

— Представляете, Владимир Валентинович за «Москву» «Оскар» выиграл, в номинации «лучший иностранный фильм», — заодно отвечая режиссеру, доверительным шепотом поведал я бабушкам. — На Родину вернулся, а у него козлы из Госкино застуженную награду отобрали, у себя в здании в сейф заперли, чтобы самим смотреть, а другим — не давать. А Владимиру Валентиновичу говорят — это чтобы не зазнался. Представляете, какая несправедливость?

— Да ты что?! — поразились дамы. — Вот же ж суки!

Меньшов сдавленно хрюкнул.

— Самые настоящие! — поддакнул я. — А мы с дядей Семеном сегодня ночью аккуратненько в окно взлезли, он сейфы взламывать умеет — из КГБ же, их там учат — и статуэтку сперли, подменив копией — чтобы тревогу никто не поднял. Только вы не говорите никому, хорошо?

Бабушки сделали «вот те крест» и засобирались домой, рассеянно с нами попрощавшись и забыв оплатить счет.

— К вечеру вся Москва гудеть будет, — хохотнул Владимир Валентинович.

— Ага! — радостно подтвердил я. — Так мифы и создаются. Вы теперь и так кумир миллионов, а будете еще и мученик. Но нужно, извините, отработать с пользой для всех нас: на Дальнем Востоке у меня один фильм снять — комедию сельскую, а во втором — в главной роли молодого энергичного председателя колхоза сняться. Договор? — протянул хорошему режиссеру и настоящему человеку руку.

— Договор! — с улыбкой пожал он.

Бабушка-зенитчица, которая в свое время помогла мне залегендировать «А зори здесь тихие», живет почти в центре, в новенькой «Брежневке». Я здесь не при чем — квартиру получила еще пять лет назад, вместе со званием Героя Соцтруда. По образованию она учительница биологии, и ныне заведует Районо — это уже я постарался. О Евгении Викторовне я все это время не забывал — присылал книжки и пластинки с благодарственными подписями, намекал функционерам из Министерства образования, что вот есть такая хорошая дама-фронтовик с безупречным послужным списком, тесно ей в завучах школьных ходить. Ну а теперь настало время зайти в гости. Для этого нужны: первое — букет хризантем, второе — торт «Московское суфле», и третье — очень возмущенная, одетая в юбочный костюм собственного изготовления, мама. Тоже не с пустыми руками — платье, сумочку и туфельки подарит: по телефону размеры уточнила, так что подойдет. Мужу Евгении Викторовны — новый костюм. Тут уже не свое производство, а импорт.

Поднявшись на лифте, временно попрощались с остающимся в подъезде дядей Семеном и позвонили в звонок.

— Дай поправлю, — мама поправила мне галстук.

У меня-то руки подарками заняты.

— Да и так ровно висит — я эти костюмы без продыху ношу! — чисто ради традиции возмутился я.

— Я — модельер, мне виднее! — с улыбкой придавила она меня авторитетом.

Дверь открылась, и мы увидели одетую в серое платье и собравшую волосы в классический бублик Евгению Викторовну.