Человеческие страдания обусловлены тремя типами причин:

Злая воля другого человека.

Дискомфортность мироустроения.

Неудовлетворенные желания.

Для тех, кому третий пункт показался неуместным, приведу несколько цитат.

Как это ни парадоксально, но стремление к довольству, счастью и благополучию само по себе является недовольством, несчастьем и неблагополучием, и чем сильнее страсть к преумножению своих благ, тем сильней страдание. То, что мы воспринимаем как недостаточность нашего бытия – это, как правило, лишь страдание нашей ненасыщаемости, которую невозможно удовлетворить, как невозможно потушить пожар соломой.

Если человек болен или голоден, то он страдает по объективным причинам. Если же человек не болен и не голоден, то желания, превосходящие эту меру благополучия, несут страдание уже в самих себе. Чувство достаточности бытия (счастье) определяется не мерой благополучия, но бесстрастным отношением к мере своего благополучия.

Господь Бог мог бы сделать наш мир сколь угодно изобильным, но Господь не в силах насытить неумеренность даже одного человека, поскольку невоздержанный человек ненасытен в своем стремлении к удовольствиям, комфорту и богатству. Как нет предела совершенству, так нет предела и совершенству того, что человек невоздержанный мог бы хотеть. Исход человеческой неумеренности возможен разве что в безраздельном потреблении благ всего мира, или как гласит даргинская пословица: «Был бы мир пловом, а я – ложкой».

Господь Бог мог бы сделать наш мир сколь угодно изобильным, но преизобильность была бы убийственна для жадного, ленивого, невоздержанного человека. Невоздержанный человек пропал бы в условиях совершенного изобилия, как капризный ребенок в условиях абсолютной вседозволенности, или как наркоман при неограниченном доступе к наркотикам.

Преизобильность бытия безопасна только для человека, относящегося бесстрастно к удовольствиям, комфорту и богатству, и чем аскетичней человек, тем полнее мера преизобильности допустимо-безвредная для него. Неприхотливость делает человека пригодным для бытия в преизобильном мире. Вот такой вот парадокс…

Если бы наш мир был преизобилен, то человечество, вероятно, уподобилось бы свиньям, которые от неумеренного питания, бывает, даже теряют способность стоять на ногах, или крысам из известного опыта, в котором грызун, нажимая кнопку, получал удовольствие через вживленный в его мозг электрод. Крыса жала на кнопку до тех пор, пока не умирала от истощения. Ну ладно крыса, но человеку-то заранее известно, например, о смертельной опасности вредных привычек, но тем не менее человек им предается. Так если даже страх болезни и смерти не останавливает человеческую невоздержанность, то возможно ли ее как-либо искусственно ограничить?

Порок неумеренности, как и любой другой, преодолевается всеми по-разному. Иной, чуть только преодолевает опасность голода, как тут же освобождается от пристрастного отношения к деньгам, а иной душится за каждую копеечку даже если у него полные сундуки и банки добра. И это было бы ещё пол беды, но человек алчный за каждую копеечку душит и окружающих. Вспомним что большинство подлостей и преступлений имеют в своей основе именно материально практические интересы. Социальная гармония, мир и согласие в весьма значительной степени разрушаются человеческой неумеренностью, жадностью, прихотливостью. В ситуациях нравственного выбора между желанием и человечностью Богу и открывается, кто какую меру подлости, эгоизма и жестокости готов заплатить за свои интересы.

А кроме того, неполнота нашего мира принуждает человечество к такой вечной и всеобщей тяготе как труд, к необходимости преодолевать дискомфорт трудовых усилий, начиная с детства, с первого класса начальной школы. Труд дает человеку пищу не только для тела, но и для ума. Принужденность к труду вынуждает человека проявлять изобретательность и смекалку, накапливать знания и творчески их применять. Принужденность к труду пробуждает и развивает в человеке его творческое начало, его ум и таланты. Труд, создавший великие цивилизации, науку, технику, культуру, в условиях преизобильности, вероятно, даже не появился бы как явление.

Если бы мир был преизобилен, и человеку никогда и ничего не надо было преодолевать, то он в праздной бесцельности бытия так и остался бы животным. В доказательство этого смелого утверждения рассмотрим реальный, а не книжный опыт детей-маугли. Опыт детей-маугли свидетельствует о том, что человеческое существо способно деградировать до животного состояния за одно поколение, что в человеческом детеныше заложен только потенциал стать человеком, но ничего априорно человеческого в человеке от рождения не заложено. Все животные от рождения при любых обстоятельствах остаются представителями своего вида, а человек нет. Человеческий детеныш, воспитанный в стае обезьян, становится обезьяной в самом буквальном смысле этого слова. Труд так и не сделал из обезьяны человека, принужденность к труду так и продолжает поддерживать человечество в его видовом состоянии.