Итальянцы и ирландцы сочетались примерно так же хорошо, как бензин и Zippo. Они даже не могли ходить в одни и те же католические церкви. Все знали, что старая церковь Святого Патрика принадлежит ирландцам, а церковь Пресвятого Таинства — итальянцам. Даже священники не осмеливались пересекать эти границы. Мне было интересно, явится ли кто-нибудь вообще на такое весьма рискованное мероприятие, как мой прием, но я должна была знать лучше.

Любопытство было еще сильнее страха.

Жены и дочери преступного мира Нью-Йорка не собирались упускать манящую перспективу таких сочных сплетен. Все приглашенные, кроме нескольких человек, явились, заполнив женщинами весь зал. Гора подарков заполнила два стола у входа, и все глаза в здании по очереди смотрели в мою сторону. Все вокруг подавляло, но я знала, что лучше не показывать страха. Не среди этих людей. Это было именно то, что они хотели бы увидеть.

Вместо этого я держала голову высоко, несмотря на молчание, и делала вид, что я королева, которая не обязана разговаривать с простыми людьми. Дамы поздравляли меня и болтали о том, кто они такие и как они рады предстоящему бракосочетанию. Я улыбалась и кивала, сжимала свою руку с их, а затем отстраняла их взглядом от следующего гостя.

— Привет, дорогая. Как ты держишься? — Тетя Этта быстро обняла меня во время короткого затишья.

Я кивнула и усмехнулась сквозь боль в щеках, которые болели от такого количества улыбок.

— Хорошо, хорошо. Возможно, в ближайшее время у тебя не будет другой передышки, поэтому я бы посоветовала тебе сходить в туалет, пока есть возможность. — Ей не нужно было повторять мне дважды.

Я схватила свой клатч и поспешила в указанном ею направлении, поцеловав ее в знак благодарности. Как только я оказалась в кабинке, облегчая внезапно переполненный мочевой пузырь, мой адреналин ослабел, заставляя меня с неохотой отказаться от отдыха в одиночестве.

Опустив голову на руки, я уперлась локтями в колени и попыталась побудить себя снова присоединиться к посетителям приема. Не успела я собраться с силами, как в уборную вошла пара женщин, хихикающие голоса затихли в уверенности.

— Какой позор — этот бог-мужчина, закованный в кандалы скромной немой — но, по крайней мере, это означает, что он все еще будет доступен. Она ни за что не удовлетворит его. Я знаю. — Женский голос скривился в кошачьей ухмылке. Я не знала, кто именно говорит, но хорошо знала этот тип. Великолепная. Безжалостная. Совершенно корыстная.

— Это так отвратительно, Айви, — сказала другая. — Разве он не твой кузен?

— По замужеству, — насмехалась первая. — И кроме того, он усыновлен, ты, ханжа. Мы же не родственники.

Усыновлен? Пиппа не упоминала об этом. Мне было интересно, как этот факт проскользнул мимо ее радара.

— Все равно, — сказала ханжа. — Это звучит некрасиво. — Она сделала паузу. — Как ты думаешь, все усыновленные должны беспокоиться о том, встречаются ли они с членом семьи?

Женщины молча обдумывали этот вопрос, прихорашиваясь перед зеркалами. Я продолжала грызть себя за утверждение, что никогда не смогу удовлетворить Коннера.

Почему это утверждение зудело и царапалось под моей кожей?

Я никогда не собиралась удовлетворять его. Я не была разменным товаром для потребления. Если мой муж не был верен, это было отражением его, а не меня.

Ничто из того, что говорили эти слабые женщины, не должно было иметь значения, но я не могла побороть потребность защитить себя и отношения. Удивительно, но кто-то другой опередил меня.

Третий голос раздался, когда кабинка рядом с моей распахнулась. — Что самое неприятное, так это то, что одна женщина терзает другую, когда та, очевидно, уже находится в трудном положении. В наше время мы должны поддерживать друг друга, а не наносить друг другу удары в спину.

Почувствовав, что мой момент настал, я воспользовалась паузой, возникшей после ее выговора, чтобы выйти из кабинки с расправленными плечами. Их взгляды мгновенно устремились на меня, но я не обратила ни на кого из них внимания. Вместо этого я нанесла идеальный слой малиновой помады самым соблазнительным образом, хорошенько чмокнула губы, а затем подмигнула своей аудитории в зеркале, прежде чем выйти.

Никогда еще я не чувствовала себя восторженной и одновременно разбитой.

Все в моем представлении было на высоте. Я никогда не выглядела более уверенной в себе. Но внутри у меня все было разбито вдребезги.

Когда придет время, что именно Коннер захочет от меня в качестве своей жены? Брачная ночь и последующие недели были достаточно пугающими, но что будет через пять и десять лет? Сможем ли мы когда-нибудь установить настоящую связь? Было ли мне до этого дело?

Я представила себе, как Коннер возвращается домой поздно вечером, на его шее красуется незнакомая помада.