Когда к концу церемонии в Сен-Васт присутствующие должны были принести клятву, Юг де Ланнуа и Роланд де Дюнкерк незаметно вышли из церкви. Впоследствии они все же принесли присягу. Жан де Люксембург остался, но публично отказался присягать и, в отличие от остальных, упорствовал в своем отказе до самой своей смерти в 1441 году. В последние шесть лет своей жизни он так и не отказался от английского подданства и защищал свои замки в Пикардии, в то время как многие его вассалы продолжали служить Англии.

Такие люди, как Ланнуа и Жан де Люксембург, поддерживали дело, которое в конечном итоге было обречено на провал. Но их предостережения, высказанные на чреватых последствиями заседаниях Совета в Аррасе, оказались прозорливыми. Прошедшие годы так и не утихомирили гнев, вызванный в сердцах Карла VII и его министров договором в Труа и пятнадцатилетним союзом Филиппа с Англией. Карл VII так и не смог избавиться от мысли, что заключив Аррасский договор уступил Филиппу слишком много. У анжуйцев, главенствовавших в его Совете, были свои причины для недовольства Бургундским домом. Два дома принцев крови рассорились во время гражданских войн, и еще больше горечи добавили жестокие условия договора о выкупе Рене Анжуйского после его пленения при Бульневиле. Через 12 лет после заключения Аррасского договора посол курфюрста Саксонии при французском дворе сообщал, что Филипп Добрый был здесь так же ненавистен, как и раньше. Памятники Иоанну Бесстрашному, которые должны были быть воздвигнуты в Монтеро, так и не были построены, мессы за упокой его души так и не были отслужены, а виновные в его смерти так и не были привлечены к ответственности, хотя их личности были уже всем известны. Владения Филиппа, особенно в двух Бургундиях, продолжали оставаться добычей французских рутьеров, которых Карл VII не мог контролировать. Постоянное юридическое наступление подрывало авторитет Филиппа в его собственных владениях. Бургундские чиновники вскоре составляли длинные списки нарушений Аррасского договора и посягательств на его юрисдикцию.

После поражений Англии в 1449–1453 гг. торжествующая Франция, избавленная от постоянной угрозы войны с той стороны Ла-Манша, в один прекрасный день бросит вызов бургундскому влиянию в Лотарингии, Люксембурге и Рейнской области — всех жизненно важных сферах бургундских интересов. "Когда человек хочет повалить большое и старое дерево, вросшее в землю длинными и глубокими корнями, он сначала роет вокруг него большую траншею… чтобы обрубить эти корни, — писал Тома Базен, — именно так, чтобы уничтожить Бургундский дом, в то время самое богатое и успешное государство Франции и Германии, Карл, король Франции, начал подрывать и обрубать его корни". Вскоре Филипп узнал то, что никогда не забывали англичане: в долгосрочной перспективе его политическая автономия не сможет сохраниться, если он примет статус вассала Франции династии Валуа. Не только в ретроспективе можно увидеть, что Аррасский договор подготовил почву для окончательного разрушения Бургундского государства. Более дальновидные члены Совета Филиппа предупреждали его в то время, что если Карлу VII удастся избавить Францию от англичан, то Бургундский дом будет следующим [650] .

14 сентября 1435 г., за неделю до подписания Аррасского договора, герцог Бедфорд, в возрасте сорока шести лет, умер в своем особняке в Руане. С его смертью для англичан закончилась целая эпоха. В течение нескольких дней они потеряли единственного значимого союзника на континенте и единственного государственного деятеля, который понимал проблемы двуединой монархии или, в конце концов, искренне верил в нее. В своем завещании, составленном за четыре дня до смерти, Бедфорд просил похоронить его в Руанском соборе, почетным каноником которого он являлся и которому передал множество ценных вещей. В соответствии с его указаниями слева от главного алтаря была возведена прекрасная гробница из черного мрамора на колоннах, на которой была укреплена медная табличка с его гербом и знаками отличия Ордена Подвязки. По свидетельству тюдоровского хрониста Эдварда Холла, интерпретатора старых источников, преемник Карла VII Людовик XI однажды прогуливался по собору, когда один из его сопровождающих указал на гробницу, предположив, что она слишком величественна для врага Франции и должна быть вскрыта, а кости разбросаны. Предполагается, что король ответил на это:

Гробница Бедфорда пережила изгнание англичан из Франции. Она была изуродована во имя пуританства, а не национализма гугенотами, захватившими церкви Руана в 1562 году. Как и многие другие памятники французских соборов, он был снесен в XVIII веке во имя модернизации. Сегодня от гробницы осталась лишь обычная каменная плита с надписями [651] .

Крах мирных переговоров с Францией не стал неожиданностью для Англии, где привычно говорили о вероломстве и упрямстве французов. Но мало кто из англичан ожидал, что герцог Бургундский отвернется от них, а кардиналы с легкостью обоснуют его отказ от договора и клятвы. Возвращаясь осенью того года из поездки в Шотландию, секретарь кардинала Альбергати Энеа Сильвио Пикколомини по дороге в Лондон столкнулся с английским судьей. Судья, не имевший ни малейшего представления о том, с кем разговаривает, стал рассказывать ему о конгрессе в Аррасе. Он решил, что исход конгресса — дело рук Альбергати, и проклял его как "волка в овечьей шкуре". Большинство же людей обвиняли Филиппа Доброго. Даже осторожный и спокойный архиепископ Кентерберийский Генри Чичеле считал, что нарушение клятвы герцогом было "нечестивым и преступным", несмотря на папское послабление. Моряки Уест-Кантри объявили открытую войну купцам из Фландрии и начали захватывать их грузы в море, ссылаясь на авторитет герцога Глостера. В Лондоне настроения были откровенно враждебными. В уличных куплетах Филиппа обличали как "основателя новой лжи, нарушителя мира, капитана трусости, сеятеля раздоров, позор всего рыцарства". Гнев усиливался страхом. Поднялся "большой шум", что не за горами нападение на Кале и, возможно, даже вторжение в Англию [652] .

Когда в начале октября два бургундских герольда, Ордена Золотого Руна и графства Бургундия (Франш-Конте), высадились в Дувре, их встретили как врагов. Они прибыли с письменным отчетом об окончательном предложении французского правительства. Филипп Добрый и кардиналы-посредники надеялись, что в результате более спокойного обсуждения английский Совет все же примет его и убедили французских послов оставить предложение открытым до конца года. Герольды привезли еще два документа. Один из них — письмо с объяснениями самого герцога, в котором он заявлял, что не желает воевать с Англией и будет продолжать добиваться мира между Генрихом VI и Карлом VII. Другим документом было предложение французов: чтобы избавить английских королей от унизительного акта принесения личного оммажа, Нормандия должна рассматриваться как удел их старших сыновей, как Уэльс или Дофине. Герольдов встретили на Дуврской дороге и проводили до Лондона, но вместо обычных почестей их поселили у сапожника, заперли в комнатах и запретили выходить даже для посещения мессы. По мере того как распространялась весть об их миссии, на улицах собирались толпы. На фламандских, голландских и брабантских купцов совершались нападения. Письма герольдов были отобраны у них и зачитаны на расширенном заседании Совета в присутствии короля, кардинала Бофорта и герцога Глостера. На заседании бурлили эмоции. Много гнева вызвало обращение к Генриху VI как к королю Англии, но не Франции. Говорят, что молодой король плакал от ярости. Герцог Глостер и кардинал Бофорт вышли из зала. За ними последовали еще несколько человек. Дальнейшее обсуждение было приостановлено, и вопрос был передан на рассмотрение Парламента [653] .