Немаловажным доказательством сарматского происхождения боспорской династии первых веков нашей эры служит наличие у ее представителей именных тамгообразных знаков (известных в литературе как сарматские), равнозначных, видимо, имени царя вместе с его титулом. Такое истолкование, выдвинутое впервые В.В. Латышевым (1892) и поддержанное рядом исследователей, основывалось на встречаемости этих знаков совместно с греческой надписью не частного, а общественного характера или на знаках, нанесенных на специально для него сделанную плиту, вмонтированную, например, в крепостную стену Танаиса. Большинство таких плит найдено на Кубани и в Танаисе, т. е. на окраинах Боспорского царства, где процент местного населения, в том числе сарматского, был особенно велик и где боспорские цари всячески стремились подчеркнуть местный характер правящей династии (Соломоник Э.И., 1959; Блаватский В.Д., 1964а; Шелов Д.Б., 1966). Помимо специально изготовленных плит, сарматские тамгообразные знаки встречаются на грубо обработанных плитах, вторично использованных предметах (архитектурных деталях, скульптуре, греческих надгробиях), на стенах пещер и склепов. Они отличаются массовостью нанесенных на них разнообразных знаков, в том числе и царских, а также отсутствием греческих надписей. В противоположность первым, сосредоточенным преимущественно на Боспоре, они встречаются на территории всего Северного Причерноморья и, как считает Э.И. Соломоник, были распространены среди широких масс населения и носили коллективный характер (Соломоник Э.И., 1959, с. 28). Наиболее значительной группой памятников с сарматскими знаками являются также всевозможные бытовые вещи — зеркала (табл. 80, 42, 44–47), котлы, керамика, украшения, предметы уздечных наборов и т. д. Большинство знаков наносилось при изготовлении предметов, но изредка они процарапывались на готовом изделии, обычно на керамике.

Можно думать, что знаки, процарапанные на готовых предметах, могли быть знаками собственности или определяли общественное положение владельца вещи.

Восточное происхождение тамг Северного Причерноморья общепризнанно. Появление их должно восходить к племенам древних кочевых скотоводов, у которых клеймение скота практиковалось издавна. «Метки» служили знаком собственности, ограждая исключительное право владения на этот скот. В последние годы стали известны новые материалы и новые исследования, подтверждающие связь знаков с древними скотоводческими кочевыми племенами, оставившими наскальные изображения (множество знаков, подобных северопричерноморским, обнаружено в горах Монгольского Алтая — Гоби-алайский аймак) и давшими начало кочевым династиям Хорезма и Согда. На монетах этих династов не позднее II–I вв. до н. э. вместо монограммы, а иногда наряду с ней, возникает изображение тамг (Вайнберг Б.И., Новгородова Э.А., 1976, с. 69 и сл.). Можно думать, что какая-то часть восточно-туркестанских и среднеазиатских кочевников влилась в сарматские орды и передала им традиции изображения некоторых знаков. Сарматы же донесли эти тамги-знаки до Северного Причерноморья, среди населения которого они получили широкое признание. Однако, несмотря на активно шедший процесс сарматизации, заметный во всех сферах жизни северопричерноморских колоний, государственным по-прежнему оставался греческий язык, заимствованный, по-видимому, и верхушкой местного населения. Об этом можно судить по надгробным стелам и эпиграфическим памятникам.

Краткий очерк эволюции сарматской археологической культуры и их более чем тысячелетней истории показал, сколь велика была роль этого кочевого массива ираноязычных племен в древней истории Евразии.

После гуннского нашествия какая-то часть сарматов влилась в состав раннесредневековых кочевников, занявших степи Евразии, часть ушла с ними далеко на Запад. Осколки южноуральских сарматских племен передвинулись на север в лесостепные, а возможно, и в южные лесные районы, занятые местным финно-угорским населением, и в качестве одного из этнических компонентов, вероятно, очень незначительного, приняли участие в формировании населения раннесредневековых культур этих районов (Матвеева Г.И., 1969).

Предкавказские аланские племена откочевали в предгорные и горные районы, создав там совместно с аборигенами знаменитую Аланию, просуществовавшую вплоть до XII в. Какая-то доля алан обосновалась в Подонье, где оставила так называемую салтово-маяцкую культуру. Некоторые уцелевшие европейские сарматы осели среди жителей северопричерноморских колоний, другие, видимо, были ассимилированы полиэтничными Черняховскими племенами, вместе с которыми могли принять очень ограниченное участие в этногенезе древних славян.

Северный Кавказ вошел в историю скифов прежде всего, как путь в Переднюю Азию (Геродот, IV, 12). Маршруты скифских походов через Кавказ в страны Переднего Востока, их направленность и характер взаимоотношений скифов с местными племенами наиболее полно отражены в исследованиях Е.И. Крупнова и В.Б. Виноградова (Крупнов Е.И., 1954б, с. 186–194; 1960, с. 54–75; Виноградов В.Б., 1964; 1972, с. 11–17). По мнению Е.И. Крупнова, скифы прошли четырьмя маршрутами: по Меото-Колхидской дороге, через Мамисонский перевал, через Дарьяльский и Дербентский проходы, причем последний он считал основным. Археологическим подтверждением этих путей, по мнению исследователя, являются находки здесь вещей скифского типа. Пребывание скифов на Северном Кавказе, во всяком случае в период их походов, ученый считал вполне реальным фактом.

Поддержав полностью Е.И. Крупнова в вопросе о четырех путях скифского вторжения, В.Б. Виноградов обосновал целесообразность выбора Дербентского прохода в качестве пути для первого похода скифов, совершенного ими в VII в. до н. э., а также менее интенсивное и более позднее использование остальных перевалов. Развивая осторожное высказывание Е.И. Крупнова о возможном участии местных северокавказских племен в скифских походах, В.Б. Виноградов полагает, что это было многоплеменное движение, центром которого являлись скифы Причерноморья, а к ним по мере их продвижения присоединялись вооруженные отряды из жителей лесостепи, савроматов и кавказцев. Последнее положение об участии в походах скифов кобанского населения Северного Кавказа требует более основательной аргументации. В настоящее время оно выглядит малоубедительным и не подкрепленным археологическими источниками.

Что касается присутствия скифов в степном и равнинном Предкавказье, то В.Б. Виноградов допускает его наряду с присутствием здесь савроматов, которым он отдает явное предпочтение, считая, что савроматские кочевья в VII–V вв. до н. э. смыкались с владениями аборигенов Северного Кавказа, в то время как скифы только прошли через Кавказ в VII в. до н. э., а возвращаясь в начале VI в. до н. э., оставили лишь отдельные орды, вскоре ассимилированные местным населением (Виноградов В.Б., 1972, с. 10–80). Правда, в последней работе он присоединился к тем исследователям, которые считают, что скифское присутствие на Северном Кавказе в VII–VI вв. до н. э. было постоянным (Виноградов В.Б., Дударев С.Л., 1983, с. 49).

На Северном Кавказе имеются два основных района, археологические памятники которых могут быть связаны со скифами: среднее Прикубанье и степное Ставрополье. В конце XIX — начале XX в. в Прикубанье были открыты памятники, содержавшие первоклассные предметы раннескифской культуры (Келермесские, Костромской и Ульские курганы). Единого мнения об этнокультурной принадлежности этих памятников пока нет. Одни ученые относят их к скифам (Н.И. Веселовский, М.И. Ростовцев, А.А. Иессен, К.Ф. Смирнов, Е.И. Крупнов, А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская и др.), другие к меотам (Н.В. Анфимов, Б.Н. Граков и др.) или к киммерийцам (М.И. Артамонов). В значительной мере такая разница мнений объясняется скудостью и разноречивостью сведений древних авторов о Северном Кавказе. Наиболее древнее историческое предание знало азиатскую часть Скифии (Ростовцев М.И., 1925, с. 17 сл.). Гекатей (отрывки), Гелланик (фр. 92), Эсхил (ст. 729–761) локализуют, хотя и недостаточно четко, часть скифских племен вблизи Кавказа. Однако авторы V–IV вв. до н. э., давшие наиболее полную картину жизни скифов и их расселения, ограничивают Скифию на востоке Доном, что послужило одним из наиболее веских аргументов для ряда ученых при локализации скифов в пределах только европейской части степей Причерноморья (Граков Б.Н., 1947г, с. 10; 1971а, с. 13–22; Граков Б.Н., Мелюкова А.И., 1954, с. 39 сл.; Яценко И.В., 1959, и др.). Однако еще М.И. Ростовцев пытался объяснить факт незнания авторами V в. до н. э. азиатской части Скифии, с одной стороны, большой близостью ионийцев к району Ольвии, с другой — перемещением главного фокуса скифской государственности и культуры в то время в степи между Днестром и Доном. Наиболее определенно размещают скифов в степях Предкавказья авторы первых веков нашей эры. Так, Страбон (VI, 2) пишет, что между Каспийским морем и Танаисом обитают скифы и сарматы, по большей части кочевники. Диодор Сицилийский (II, 43), сведения которого восходят к более ранним ионийским источникам (Ростовцев М.И., 1925, с. 115–116), расселяет скифов в начальный период их истории в горах до Кавказа и в низменности между Каспийским и Азовским морями. Близкую версию дал Плиний (VI, 22). Исследование перечисленных сведений позволило ученым (Хазанов А.М., 1975, с. 204 сл.) показать, что версии Геродота и Диодора не противоречат, а дополняют друг друга в схеме реконструкции начальной истории скифов. Этот период охарактеризован ими как период миграции, связанный со становлением кочевого скотоводства. Первый этап скифского продвижения в Европу датируется исследователями не позднее VII в. до н. э. и локализуется в районах нижнего Дона и Предкавказья. Завоевание Северного Причерноморья было следующим этапом этого движения (Мачинский Д.А., 1971, с. 30 сл.; Лесков А.М., 1975; Хазанов А.М., 1975, с. 214 сл.). Иной точки зрения придерживается В.Ю. Мурзин, считающий продвижение скифов в степи Северного Кавказа вторым этапом раннего периода их истории, произошедшим после появления скифов в начале — середине VII в. до н. э. в причерноморских степях. Второй период, датируемый ученым серединой — кондом VII в. до н. э., знаменуется установлением скифской гегемонии в Передней Азии и уходом значительной части скифского населения Северного Причерноморья в степи Северного Кавказа и на территорию Передней Азии (Мурзин В.Ю., 1984, с. 104).