Шрифт:
Предположительное мнение Г.А. Бонч-Осмоловского о принадлежности кизил-кобинских поселений таврам, высказанное им в самом начале исследовании этих памятников, долго оставалось традиционным, и до последнего времени некоторые исследователи склонны рассматривать кизил-кобинскую культуру как ранний этап таврской (Шульц П.Н., 1959, с. 230, 237; Лесков А.М., 1965; Щепинский А.А., 1966, с. 130, Колотухин В.А., 1985, с. 34–45). Однако из описания тавров у Геродота и исторической традиции, сохранившей упоминание о таврах-пиратах на протяжении нескольких столетий, следует, что район их обитания неразрывно связан с морем. Расположение кизил-кобинских поселений в предгорном районе, вдали от моря, не соответствует образу жизни тавров, а отсутствие костей рыб в прибрежном Инкерманском поселении лишь убеждает в том, что основатели кизил-кобинских поселений моря не знали. К этому следует прибавить, что определенно таврские памятники археологии в прибрежной части горного Крыма, подробная характеристика которых будет дана ниже, резко отличаются от кизил-кобинских.
Итак, в начале железного века на рассматриваемой территории сложились две культурно-хозяйственные области. Одна в лесостепи, где обитали оседлые земледельческие племена, и вторая в степи, где жили только кочевники-скотоводы, киммерийцы и, вероятно, древнейшие скифы. Группа оседлых племен — носителей кизил-кобинской культуры-существовала в VIII–VI вв. до н. э. в предгорном Крыму. Киммерийцы и древнейшие скифы, видимо, были родственны по происхождению и этнической принадлежности, относились по языку к восточноиранской языковой группе и имели сходные элементы культуры.
Сравнительная малочисленность погребений ранних кочевников предскифской поры, почти полное отсутствие курганных могильников этого времени при значительном размахе археологических исследований в последние 20 лет создают впечатление о малочисленности кочевого населения в степи Северного Причерноморья. Однако причина этого, видимо, кроется в чем-то другом, ибо в соседней лесостепи сильно чувствуется угроза кочевников с юга, что вряд ли совместимо со слабой заселенностью степи.
Резкая имущественная дифференциация, заметная по материалам погребений, говорит о выделении воинской аристократии как верхушки общества и о массе рядовых общинников, вероятно, отстраненных от руководства общественной жизнью. Однако рассказ Геродота о борьбе скифов с киммерийцами свидетельствует об отсутствии какой-либо централизованной власти у киммерийских племен и существовании у них нескольких вождей-царей. Объединения, возглавляемые киммерийцами, совершившие несколько успешных походов в Малую Азию, по-видимому, были созданы лишь ради внешней экспансии в ходе такой экспансии. Успешное окончание борьбы скифов с киммерийцами позволяет предполагать, что скифы превосходили своих врагов как в военном, так и в организационном отношении.
Археологические культуры в лесостепи Восточной Европы, а также кизил-кобинская культура в предгорном Крыму по происхождению резко отличались от кочевнической культуры. Памятники VIII–VII вв. до н. э. в лесостепи Днестровско-Прутского междуречья принадлежали пришлым с запада и юго-запада фракийцам, проникновение которых на эту территорию началось еще в XI в. до н. э. В основе местными по происхождению были чернолесская культура в лесостепных областях Днепро-Днестровского междуречья, а также бондарихинская культура на левобережных притоках Днепра, на Северском Донце и в Посеймье. Вместе с тем отмечается проникновение населения чернолесской культуры на территорию племен бондарихинской культуры — на среднее течение Орел и в IX в. до н. э., в Поворсклье — в VIII в. до н. э.
Этническая принадлежность племен, о которых шла речь, обитавших в лесостепи и в предгорном Крыму, пока окончательно не установлена.
По уровню экономического и социального развития оседлые земледельческие племена лесостепи, очевидно, были близки между собой. Развитие бронзолитейного дела в эпоху поздней бронзы способствовало успешному освоению железа для изготовления орудий труда и оружия в VIII в. до н. э. Вместе с тем происходит дальнейшее совершенствование бронзолитейного производства, предназначенного теперь главным образом для изготовления украшений. Следы такого производства особенно ярко представлены на городищах второй ступени чернолесской культуры. Что касается основной деятельности населения — земледелия, то можно предполагать, что уровень его развития был таким, как почти повсюду в Средней и Восточной Европе. Об этом, в частности, позволяет судить остеологический материал из раскопок поселений. В составе стада в лесостепи первое место принадлежит крупному рогатому скоту, что позволяет предполагать употребление волов в качестве основной тягловой силы для пахотных орудий в виде деревянного рала. Лошади использовались для верховой езды, о чем говорят костяные, роговые и бронзовые псалии, найденные на поселениях всех описанных лесостепных культур VIII–VII вв. до н. э. Система упряжи заимствована у кочевников, как и предметы вооружения — лук со стрелами, мечи и кинжалы. Необходимо заметить, однако, что у рядового населения лесостепи предметы вооружения и другие вещи, характерные для кочевников, в предскифскую эпоху не имели столь широкого распространения, как в скифский период.
Характер связей между населением степи и лесостепи Восточной Европы на основании одного археологического материала определить невозможно. Можно лишь предполагать, что это были не только военные акции кочевников, но и мирные связи, выгодные обеим сторонам. Именно так к кочевникам могла поступать парадная посуда от соседей из лесостепи. Взаимосвязи разного характера существовали и между одновременно жившими на разных территориях лесостепи оседлыми земледельческими племенами, а также с населением Центральной Европы и Северного Кавказа.
Как и кочевники степных просторов Северного Причерноморья, оседлые племена в начале железного века вступили в период разложения родового строя. Однако имущественная и социальная дифференциация в их среде на археологическом материале менее заметна, чем у кочевников Северного Причерноморья.
Глава вторая
Скифы и нескифские племена степи и лесостепи Восточной Европы в VII–III вв. до н. э
Ранняя история скифов связана с военными походами в страны Передней Азии. Свидетельства об этом содержатся как в ассиро-вавилонских клинописных документах, так и у античных авторов и прежде всего у Геродота (наиболее подробно они рассмотрены в работах: Дьяконов И.М., 1956; 1968; Пиотровский Б.Б., 1959; Виноградов В.Б., 1972). Первое упоминание скифов (ишкуза или ашкуза клинописных документов) на Древнем Востоке относится к 70-м годам VII в. до н. э., когда скифы под предводительством Ишпакая в качестве союзников Мидии и страны Манна выступают против Ассирии. С этого времени они действуют иногда вместе с киммерийцами, но чаще отдельно от них вплоть до начала VI в. до н. э.