В украшениях восточного варианта начала I тысячелетия до н. э. много близких соответствий с украшениями центральной группы, но представлены они не столь массово.

Особо выделяется группа украшений, составлявших локальную специфику восточного варианта. Это в первую очередь бронзовые пластинчатые браслеты с «рогатыми» стилизованными зооморфными концами (табл. 100, В, 5), бронзовые ажурные браслеты (табл. 100, В, 6), бронзовые круглые лопастные височные кольца (табл. 100, В, 16), а также височные подвески в виде трехвитковой спирали из массивного бронзового прута (табл. 100, В, 28). Только в Сержень-юртовском поселении и могильнике имели место пластинчатые подтреугольной формы привески (табл. 100, В, 12) и фигурные бронзовые застежки (табл. 100, В, 23). Своеобразны овальные прорезные подвески, составлявшие особенность Сержень-юртовского и Зандакского могильников (табл. 100, В, 24). Характерными только для носителей восточного варианта на первом этапе развития (Сержень-юрт, Зандак) были тонкие пояса из спирально скрученной проволоки с продернутым сквозь нее кожаным шнурком. Пояса украшались 13–17 привесками ножницевидной формы (табл. 100, В, 18) и колесовидными привесками (типа табл. 102, А, 24).

Только для восточного варианта кобанской культуры были характерны находки предметов бытовой и производственной магии на поселениях. На Сержень-юртовском поселении около жертвенников обнаружены многочисленные глиняные модели колес (табл. 100, В, 7), миниатюрные модели льячек, глиняные фигурки людей и животных (табл. 100, В, 13–15). Обычны также находки глиняных штампов-пинтадер (табл. 100, В, 10–11).

Локальная специфика восточного варианта особенно ярко и полно проявляется в керамике. Керамические пряслица восточного варианта всегда только конусовидной формы (табл. 100, В, 8). Посуда, так же, как в ареалах центрального и западного вариантов, лепная, но визуально более грубая. Для первого этапа характерны большие лощеные корчаги (табл. 104, В-II, 21). В памятниках междуречья Хулхулау-Аксая (Сержень-юрт, Ахкинчук-барзой, Зандак) особо заметное место занимали горшки биконической формы (табл. 104, В-II, 18). Обычны небольшие кувшины без ручек (табл. 104, В-II, 15), сосуды с ручками (табл. 104, В-II, 13, 16), напоминающие большие кружки, высокие и открытые миски с прямыми и вогнутыми внутрь краями (табл. 104, В-II, 17), разнотипные кружки с шаровидным туловом и петлевидными ручками (табл. 104, В-II, 20), плошки-курильницы усеченно-конической формы (табл. 104, В-II, 14). Отличительную особенность восточнокобанской керамики составлял налепной орнамент, украшавший почти все категории посуды. Наряду с простыми значками, кругами, крестами, свастиками, тамгообразными фигурами на корчагах встречались целые композиции, например, олень с сидящим на нем человеком. Сюжет этот раскрывают строки знаменитого кавказского Нартского эпоса:

Нарезные и штампованные узоры, характерные для более западных областей, на посуде восточного варианта очень редки и встречались эпизодически в контактной зоне с центральной группой, причем в сочетании с налепами (табл. 104, B-II, 19). Специфика восточного варианта на первом этапе его существования состояла, так же, как и для западного, в смешанности традиционных элементов более ранней местной культуры (субстрат) с пришлым на этой территории центральнокобанским культурным компонентом, оказавшимся здесь преобладающим.

Совершенно не характерна для территории восточного варианта металлическая посуда. Известна всего одна находка бронзового ведра, чрезвычайно близкого по форме и технологии подобным сосудам из Тлийского и Терезинского могильников. Сосуд находился в составе клада VIII–VII вв. до н. э., обнаруженного близ селения Кескем (Советское). Кроме ведра (табл. 105, B-II, 1), в него входили массивные прямообушные бронзовые топоры кобанского типа (Виноградов В.Б., Дударев С.Л., 1977, с. 276–279). По химическому составу металл клада близок сплавам центрального Кавказа.

Абсолютная хронология раннего периода существования восточного варианта кобанской культуры в пределах X — середины VII в. до н. э. устанавливается на основании многочисленной в настоящее время группы датирующих предметов из поселений и могил (Козенкова В.И., 1982а). Она подтверждается серией образцов радиокарбонного анализа С14 (670±75 г. до н. э.; 910±60 г. до н. э.; 940±75 г. до н. э.; 1190±75 г. до н. э.).

С середины VII в. до н. э. в культуре центрального Кавказа произошли значительные перемены. Они были обусловлены рядом причин как экономического, так и политического характера. Среди первых самой главной является прочное освоение кавказскими племенами железоделательного производства. Железо перестало быть драгоценностью. Началось массовое изготовление не только железного оружия, но и орудий труда. Последним определяется и качественно новый этап в развитии кобанской культуры на всей территории ее распространения. Хронологически он соответствует периоду с середины VII по IV в. до н. э.

Из причин политического характера, активно стимулировавших переоформление кобанской культуры именно со второй половины VII в. до н. э., на первое место выступают события, связанные с переднеазиатскими походами и возвращением из них северопричерноморских скифов и их военных союзников. Потому этот период в развитии материальной культуры северокавказских племен довольно часто именуют в специальной литературе «скифский». С мощным скифо-савроматским импульсом связывают исследователи появление в кобанской культуре таких признаков, как увеличение числа курганных погребений, вытянутые захоронения с западной ориентировкой, скифскую «триаду» в погребальном инвентаре.

В вопросе о характере и степени воздействия собственно скифской культуры на местную культуру древних кавказцев нет единого мнения. Так, Е.И. Крупнов всегда подчеркивал последовательность, непрерывность развития кобанской культуры от этапа к этапу. Даже появление в Предкавказье ираноязычных элементов хотя и внесло изменения, но не нарушило, с его точки зрения, структуру древнекобанского общества. Того же взгляда придерживаются Е.П. Алексеева, Б.В. Техов, В.И. Козенкова, А.Р. Магомедов. По мнению В.Б. Виноградова, в VII в. до н. э. под влиянием политических событий происходит изменение не только некоторых существенных признаков кобанской культуры, но и границ локальных вариантов в результате «перегруппировки племен» (Виноградов В.Б., 1971, с. 180).

Сходные черты в погребальных сооружениях, близость в типах оружия и конского снаряжения, во многом общий стиль украшений костюма, заметное число предметов малоазийского и греческого импорта, синкретизм звериного орнамента снивелировали культуру локальных групп (табл. 106, А, 2). Но за этой единой модой отчетливо проступают черты преемственности, а за модификацией типов вещей — глубокая традиционность.

Центральный вариант кобанской культуры представлен памятниками середины VII–IV в. до н. э. в горах и предгорьях Большого Кавказа примерно в том же ареале, что и в более раннее время. На Северном Кавказе слои с керамикой середины I тысячелетия до н. э. отмечены на Гизельдонском, Чиколинском и Моздокском поселениях. Наиболее известные могильники центрального Кавказа — Кобанский, Верхнерутхинский, Тлийский и др. (см. карту 24). На прилегающей к предгорьям равнине в курганных могильниках у г. Нальчик, Нартан и Моздок, наряду с местными чертами заметно проступают черты кочевнической культуры. Этнокультурная принадлежность всей этой группы пока не ясна.