Выследить кого бы то ни было Кайара, как выяснилось, не могла, поскольку попросту не умела. Зато она вполне владела формальной логикой, так что оказалась способна к умозаключению, что, мол, по остовам големов, каждый последующий из которых должен быть свежее предыдущего, мы и выйдем на коллегу-авантюриста. Меня, правда, немного озадачило, как же по виду разломанного конструкта можно определить его свежесть. Но всё оказалось очень просто: то, что я принял за последствия атаки кислотой, на самом деле было результатом естественного испарения останков деактивированного голема. Таким образом побеждённые бидоны возвращались к сердцу подземелья, имевшегося под каждой локацией, и в результате могли отреспауниться, не обижая Михаила Васильевича Ломоносова с его законом сохранения материи. Соответственно, какой огрызок маго-андроида выглядел целее, тот и был свежим. Элементарно.

Вот только на практике от всей этой этой простоты не осталось и того самого огрызка. Догадались, почему? Абсолютно верно: потому, что ползать по лесу в поисках очередного дохлого голема — это оказалось нечто до обидного близкое к попыткам обнаружить в стоге сена в тёмной комнате иголку, которую оттуда давно утащила чёрная кошка. Я успел раз десять пожалеть о том, что вздумал проявить понимание к паладинским рефлексам Каи, и был уже готов начать жалеть вслух. О чём впоследствии, конечно, пожалел бы ещё пуще, но то впоследствии. Однако, именно в тот момент, когда я уже настроился как следует высказаться, от каскада разнотипной жалости меня спас случай, волею которого кривая нас вывела к древней лестнице из выщербленного камня, уходившей под землю. А возле неё, чтобы мы вдруг не засомневались, на ярком пёстром ковре из опавшей листвы валялся, раскинув манипуляторы, наисвежайший големский жмур.

— Что же, — заметил я, — по крайней мере, теперь мы знаем, где он.

В ответ Кайара разразилась очень длинной тирадой, крайне доступно дававшей понять, где и в каких противоречащих анатомии позах она видела самонадеянных новичков, тупых неумех-иномирцев и необходимость совмещать первое со вторым в одной спасательной миссии. Я аж уважительно присвистнул.

— А паладинам так можно?

Кая ответила очень образно, и даже в рифму.

— Не рекомендуется, — спохватившись, пояснила она. — Но учитывая, с чем мы иногда имеем дело, полностью не запрещается. И сейчас как раз такой случай. Что бы я не выбрала, это будет неправильно.

Я задумался.

— Что ты считаешь меня не готовым — это я понял, — сказал я. — А с этим заблудшим что? У тебя какой-то обет, помогать любому собрату-авантюристу? Насколько я в твоих воспоминаниях видел, вы же и между собой воюете.

— Воюем, — мысленный голос Кайары заметно похолодел, и я понял, что сболтнул лишнего. — Моя сторона, как ты мог заметить в моих воспоминаниях, проиграла. А этот болван… Долго объяснять, но у меня есть подозрение, что он из последних наших.

— Потому что использует твой коронный приём, — догадался я. — Ты ведь понимаешь, что это может ничего не значить?

— Как и то, что я не имею права тебя в это втягивать. Ладно, пойдём.

— Нет, погоди, — я вытащил из подсумка пробирку с зельем, зубами выдернул пробку и залпом осушил содержимое. — Вот теперь пойдём.

— Но зачем…

— Долго объяснять, — отрезал я. И, упиваясь ощущением своей непомерной мужицкой крутости, зашагал по ступеням.

Внизу, как, собственно, и ожидалось от подземелья, было темно, так что мне пришлось занять левую руку факелом. Что, учитывая мой классовый способ боя, несколько нервировало. На будущее мне точно стоило что-то с этим решить. Интересно, существовало в этом мире нечто вроде левитирующего около владельца светящегося шарика? С таким мне уж точно было бы удобнее. Или, как компромиссный вариант, стоило научиться драться ногами. Правда, я понятия не имел, выйдет ли из этого что-нибудь. Здесь не было какого-то стабильного древа навыков, многие вещи, кроме самых базовых, приходилось выяснять научным тыком. Помочь могло бы наличие прецедента, знание, что был некогда монах, который предпочитал крушить супостатов именно пяткой. Я о таком, однако, не слышал, а задавать Кае не строго актуальные вопросы после того, как я повыделывался, было бы тупо.

Факел, кстати говоря, светил неплохо, значительно ярче, чем банальная палка, обмотанная промасленной тряпкой. До нормального электрического фонарика он, однако, не дотягивал. Из-за этого толком насладиться видами моего первого подземелья мне не довелось. Лишь иногда где-то там в тени просматривались части стен, ничем особо не примечательные. То есть, поначалу они, конечно, производили впечатление седой древности, среди которой я пробирался, аки заправский Индиана Джонс. Но вскоре они примелькались, и первоначальный психологический эффект от них благополучно зачах.

Нет, был ещё повод для воодушевления и кроме киношных ассоциаций. Ведь прямо сейчас я проходил свой первый данж, становился самым настоящим авантюристом. Вот только и с этим поначалу было как-то тухло. Начального запала мне хватило где-то только на первые два зала и три коридора, после чего зародилось и стало постепенно крепнуть ощущение, что я не приключенец, исследующий подземелье, а бомж, шастающий по подвалу, даром что древнему и в силу этого художественно обработанному. Ибо ничего, кроме как ходить и смотреть, я там толком и не делал. К вящей радости Кайары, правоту которой мозгом-то я вполне себе признавал. Но это мозгом, сердце же моё в этот момент жаждало колошматить монстров, избегать чудом функционирующих ловушек и разгадывать головоломки, чтобы открыть дверь в сокровищницу. Без всех этих непременных составляющих посещение подземелья казалось мне каким-то неполным и даже неправильным. Но увы. Ловушек и головоломок, как вещей скорее геймплейно оправданных, нежели реально осмысленных, сюда не завезли. Что до монстров… Формально они присутствовали, однако, фактически я к их битью безнадёжно опоздал. Ибо представлены они были исключительно уже изрядно поднадоевшими мне остовами. Что, с одной стороны, указывало сразу на две положительные вещи: что мы идём в верном направлении, и что спасаемый нами падаван вполне вероятно жив и здоров, поскольку явно не промах. Вкупе с тем, что это означало нашу безопасность, получалось даже неплохо. Однако, постоянно быть начеку утомляло. Расслабляться, конечно, всё едино было неправильно, но слишком уж долгая концентрация просила выхода, например, в том, чтобы дать в бубен хотя бы одному случайно пропущенному нашим коллегой големчику.