Ранее отца Кучукбая подло, с помощью обмана, убил бывший губернатор Оренбургской губернии Иван Иванович Неплюев. Тогда, еще подросток внешне, но озлобленный внутри, мужчина дал клятву отомстить и положить свою жизнь на алтарь сопротивления русскому засилью. И Кучукбай мстил за отца, за мать, которая лишившись защиты ранее уважаемого вождя рода, подверглась гонению, за сестру, которую изнасиловали и увезли в рабство в Хиву, за старшего брата, который был убит яицкими казаками, когда устроил набег на окрестности Магнитной. Кучукбай жил ненавистью и был готов на все, но не все получалось. Малые силы в пять сотен сабель могли навести шума на округу и заставить понервничать любую крепостицу, но гнать Русь на север такими силами не получилось бы.

И вот он, этот ЛжеИван. Простой мужик, не умеющий читать и писать, старше того, кем притворяется, минимум, на пятнадцать лет. Бывший чуть ли не юродивым, сейчас превратился в отвратительного мерзавца. Кучукбай самолично, с превеликим удовольствием убил бы самозванца, но только с ним и при помощи и подсказке «иностранных послов», дело, ради которого уже восемь лет живет вождь, сдвинулось с места.

Появление «послов», английского и французского, совпало с очередным обострением вялотекущей джунгаро-китайской войны. Все наиболее лояльные казаки, башкирские племена, кайсаки-киргизы были задействованы, как на границе с китайцами, так и отправились на Кавказ и на Север Европы, где нарастало напряжение и империя готовилась вступить в войну. Самарские полки, как и Второй Магнитский полк были отправлены в крепость Табол, видимо, для активизации русских действий в противостоянии с Китаем. По сути, время, чтобы начать восстание было более чем удачным.

Серебро от «послов» и первые успехи на поле боя, когда удалось разграбить два больших каравана, направлявшихся из Миасса, позволили увеличить армию до пяти тысяч и, в сущности, стать серьезной силой в регионе. Повсеместно рассылались письма-призвания присоединяться к восстанию-бунту. Старообрядческие священники, как и безпоповцы, частью откликнулись на призывы и немного, но полторы тысячи казаков из донских, яицких, сибирских и оренбургских присоединились к восставшим. А после того, как была захвачена кажущаяся неприступной Троицкая крепость, авторитет бунтарей и среди степняков, да и в среде разного рода лихого люда, который не доходил до Миасса или был выгнан с «золотого городка», вырос.

— Неплюев — этот подлый выкрест, это он моего венценосного брата в заточении держит, — вещал «император во хмели» своим слушателям, из которых только часть была благодарными, остальные же, словно пиявки прососались к пока что удачному «веселью-вольнице».

— Неплюева и его ублюдка убить! — прокричал кто-то, под одобрительное «любо».

— Мне мой брат письмо прислал, где просит освободить его. Славные времена были, когда два брата Петр и Иван правили, сытные, безбожные, — то да, — но сытные. Мы с моим братом Петром Федоровичем исправим и то, что старая вера огнем искореняется. Будут жить все христиане в мире, а также и буддисты и мусульмане и иные, — вещал ЛжеИван.

— Побьем всех поборников веры предков наших, кои крещения получили от праведного Владимира Крестителя! — закричал Федька Акаемов, который был одним из трех таких вот «подпевал» для самозванца.

Систему работы с людьми выстраивал англичанин Джон Сандерс и француз Мишель Дюшон. Должны были быть еще иностранцы, но они то ли сгинули где-нибудь на русско-китайской границе, то ли попали в руки к русским, и тогда проблемы могут начинаться в любой момент.

Еще месяц назад бунт не мог привлекать серьезного внимания властей. В Степи было немало примеров, когда и башкиры и калмыки, да и сами казаки, объединялись в банды и занимались разбоем. Да, в последнее время грабить главные торговые тракты стало опаснее, чем еще пятнадцать лет назад, но за десять-пятнадцать верст от главных дорог, можно было и порезвиться, чем и занимались многие. Особенная охота шла на людей, которые возвращались из Миасса и некоторые, не доверяя банковским распискам, тащили золото, добытое кровью и потом.

— Мы станем править, как правили Петр и Иван Алексеевичи, но справедливо! — заговаривался Лихатов.

— Государь! — в просторную горницу, где происходила попойка влетел один из «гвардейцев» самозванца, «генерал-майор», «граф» Ермолай Челядинов. — К тебе человек прибыл из самого Петерсбургу!

Обчество зашумело. Кто высказывал удивление такому факту, кто отнесся со скепсисом, что никого из Петербурга ждать не приходится, если только не войска. Иные шумно ухмылялись, понимая абсурд всего происходящего.

— Зови! Может брату моему удалось обмануть министра нехристя Неплюева и Петр прислал письмо? — выкрикнул самозванец.

— Нужно что-то срочно делать! — на французском языке сказал своему коллеге Джон Сандерс.

— Это уже началась игра со стороны царя. Нам нужно было самим первыми переговорить с вестовым и… убить его, — задумчиво отвечал второй «посол».

— Всероссийский император, Петр III шлет тебе, брат Его Величества, приветствие и предлагает встретиться, чтобы решить все вопросы престолонаследия и разделить бремя правления Российской империей. Знает Всероссийский император о том, что есть неурядицы на Юге Урала и готов обсуждать, что же делать, кабы людишки жили в мире и богопочитании. А так же государь Петр Федорович уведомляет, что запретил торговлю бумажными деньгами по всему Югу державы, так как подделывают бумагу и пробуют торговать ею, на что и купцы жалуются. И тебя, государев брат, Петр Федорович просит помочь изловить тех татей, кто умыслили торговать бумагой подлой. И тако же император будет ждать тебя, государев брат, в Самаре не позднее конца месяца для разговора душевного и родственного, — фельдъегерь выдохнул, казалось, что столь большой текст он произнес на одном дыхании.

Установилась тишина. Все взоры устремились на самозванца. Все ждали решения. По сути, рушилась вся та, не совсем прочная идеологическая основа, которая объясняла бунт. Теперь, когда сам царь едет на встречу со своим братом, все проблемы должны решиться. И тогда зачем идти на военные заводы, чтобы вооружаться пушками и подымать рабочий люд на неповиновение? Под вопросом остается и осада Оренбурга, которая должна была вот-вот начаться.

— А знаю я, — с места встал Кучукбай. — Что порождение порока, Неплюев, хитер. Он уже два раза заманивал доверчивых людей на встречи и после убивал их. Так от чего он изменит себе сейчас? Не верю я в то, что сам государь наш, Петр Федорович, приедет, не пустит его Неплюев, в крепости император. И пока мы его от цепей не освободим, так и не бывать в России и в башкирских и кайсацких кочевьях мира и правды.