Шрифт:
Они уже стояли у выхода из общежития. Сестра-хозяйка слегка улыбнулась, спросила:
– Это все?
– Пока да. Спасибо за помощь.
Сестра-хозяйка быстро кивнула и направилась к лестнице.
В три часа дня Дженни Колман, как обычно, приготовила Роберту Джонсу чай и постучала в кабинет.
– Войдите.
Роберт Джонс сгорбился над столом: галстук перекошен, на лице – страдание.
– О, мистер Джонс, что с вами? – Она опустила поднос на стол.
– Ничего, Дженни, – покачал головой директор. – Просто немного устал и голова болит.
– Принести аспирин или… Ой! – Дженни нервно хохотнула. – Простите, мистер Джонс. Нехорошо прозвучало, учитывая обстоятельства.
– Не страшно, Дженни. Не надо лекарств, все в порядке.
Он наблюдал, как она наливает чай.
– Что-нибудь случилось, мистер Джонс? Не хочу выпытывать, только выглядите вы и правда ужасно.
Ему вдруг очень захотелось с кем-нибудь поговорить.
– Дженни, могу я вам довериться?
– Мистер Джонс, я работаю на вас четырнадцать лет, и ни один секрет не сорвался с моих губ. Конечно, можете. Вдруг вам полегчает, когда расскажете? Знаете поговорку про «горе на двоих»?
– Да. – Он глубоко вздохнул: – Хью Данман умер.
От потрясения Дженни рухнула в кресло. Открыла рот, но не смогла ничего из себя выдавить.
– Новость ужасная, да еще на фоне смерти Чарли… – Роберт покачал головой. – Это погубит школу.
Дженни сидела молча, кусала губу, мечтая об одном – не расплакаться перед ним.
– Как? – Звук вышел сдавленным, но на большее она была не способна.
– Вчера вечером Хью обнаружили дома мертвым. Полиция считает – самоубийство.
Дженни спрятала лицо в ладонях, всхлипнула:
– Почему? Почему он так поступил? Только не Хью, не Хью…
Роберт озадачился. Он-то ожидал, что Дженни станет сочувствовать ему, его тяжелому положению.
– Простите, Дженни, я не думал, что вы настолько расстроитесь. Вы хорошо знали Хью?
– Да, – кивнула она. – Я знакома с ним почти тридцать пять лет. Убирала у него когда-то, еще до работы здесь.
– Правда?!
– Да, он был добрейшим джентльменом на свете. Мухи бы не обидел ни за что!
– Ш-ш, Дженни! Тише, это секрет. Никому не рассказывайте.
– Нет-нет, я понимаю. Не расскажу. Извините, мистер Джонс, я просто в шоке. Пройдет.
– Верю. Давайте-ка вы сегодня пораньше уйдете домой? Вы часто перерабатываете вечерами.
– Спасибо, мистер Джонс. Так и сделаю.
– Тогда до завтра.
Дженни уже спешила к двери.
– Вы точно справитесь? – спросил директор.
– Да. И никому не расскажу. Обещаю.
Глава девятая
Дженни вставила ключ в замок. Переступила порог маленькой прихожей, закрыла за собой дверь, и тут ноги наконец подкосились. Дженни сползла на пол.
Когда слезы иссякли, она с трудом встала и поплелась в кухню, где рухнула на стул. Даже вид новенькой встроенной мебели, купленной благодаря жесткой экономии, сейчас не радовал.
– Столько лет надрываться, отказывать себе во всем, откладывать каждый пенни – ради чего? – горько вопросила Дженни. – Какой смысл?!
Она поднялась, медленно дошла до чайника. Набрала воду, включила. Не снимая пальто, побрела по комнатам крошечного бунгало – опрятного, как обычно. Отыскала в кармане платок, высморкалась. Чтобы позволить себе наконец небольшой собственный дом, Дженни работала всю жизнь.
Она коснулась мягкой ситцевой ткани на спинке дивана, безупречно чистой, как в день покупки. Обежала взглядом комнату. Вот большой телевизор, его Дженни приобрела за пару сотен фунтов лишь недавно, до этого она много лет пользовалась прокатным.
За все в бунгало Дженни заплатила сама. Ноги опять стали ватными, она присела на подлокотник дивана.
У нее бывали поклонники. Красотой Дженни не отличалась, но мужчин она определенно интересовала.
Вероятно, тот факт, что сердце Дженни уже кому-то принадлежит, лишь сильнее подогревал желание ее завоевать. Один поклонник вел себя очень настойчиво, не мог понять, почему она отвергает его предложение о замужестве.
Насколько проще оказалась бы жизнь, ответь Дженни согласием! Было бы с кем разделить повседневные тяготы, на чьем плече поплакать в трудную минуту, – однако упрямый отказ Дженни удовлетвориться кем-либо, кроме одного-единственного желанного ей мужчины, делал эту перспективу невозможной.