Один из гуляк, полицейский пристав, покручивая обвисшие усы, ехидно посматривая на полковника, обратился к Булату:

— Не знаете? Это от благодарного населения на алтарь отечества!

Захваченных в усадьбе белогвардейцев вместе с приставом увели в слободскую школу, заполненную пленными деникинцами — офицерами и солдатами разгромленного в слободе штаба дивизии. Вскоре озлобленные солдаты разделались со своими не успевшими как следует протрезвиться начальниками.

Мстя за погибшего друга, Чмель носился по заснеженным улицам слободы, извлекая из всех ее щелей спрятавшихся беляков. Заметив издали конвоируемых деникинцев, кричал во все горло:

— Давай, давай! Кроши их, подлюг, на каклеты!

Целый день Донецкий конный полк взрывал дороги, мосты, спускал под откосы эшелоны, уничтожал телефонную и телеграфную связь. В радиусе двадцати пяти верст истребил все обозы, мелкие команды, тылы. Офицеров, кроме захваченных в слободе, в школу не приводили. По заявлению «чертей» и «генштабистов», их ликвидировали при попытке к бегству. У старых партизан были слишком солидные счеты с деникинскими золотопогонниками.

— Куда пленных отправим? — спросил Парусов комиссара полка.

— Пленных не будет. Куда с ними возиться в рейде! Солдат отпустим, а офицеров… Офицеров… отправим в особый отдел…

— Скажите, пожалуйста, зачем же тогда гонялись за ними?

— Чтобы скорее кончить гражданскую войну, Аркадий Николаевич.

Устроили митинг. Тем из солдат, кто не пожелал вступить в Красную Армию, разрешили идти по домам.

Полк возвращался старой дорогой. Тачанку, где везли сундучок с ценностями, взятыми в усадьбе, окружили красноармейцы.

— В полку идет поговорка: сундук, полный золота, верно это? — спросил Булата Чмель.

— Есть и золото и платиновые монеты. Они еще дороже золота.

— А куда же мы его с вами, товарищ политком, везем? — подмигнул один из «чертей».

— В государство сдадим!

— А дойдет этот сундучок до строго предназначенной палаты? Как бы по дороге разные комиссары не полюбопытствовали, — нажимали на Булата всадники.

— А мы с печатью, как есть, да по расписке.

— Теперь, товарищ политком, все грамотные по бумаге, да и печать недолго сгарнизовать. Раздали б бойцам да и себе взяли б какую-то там дозу, — предложил Василий Пузырь. — Мы тут сражение ведем, а тыловикам достанется.

— Так не годится, товарищи. Это добро должно пойти государству, а не кучке граждан.

— Товарищ политком, досадно будет бойцам, — не унимались бывшие «черти», — если они разузнают, что такое добро до точки не дошло и им не попало.

Дындик достал из кармана золотой брегет с драгоценными камнями, вправленным в крышку часов.

— На, товарищ Булат, пускай в кучу-музей.

— Откуда, Петро?

— Нашел у барыни под подушкой. Возьми, возьми, для казны, конечно.

Белые в результате удара, нанесенного их тылам Донецким полком, охваченные паникой, не оказывали почти никакого сопротивления наступавшим с фронта частям 42-й дивизии. Успех, подняв дух бойцов, окрылил весь полк. Люди начали верить в себя, в свои силы.

— Ну и подпустили мы им бджолок, — хвалился Чмель.

— Век помнить будут, — поддержал Епифан.

— Возьми «драгун», ловко ведь работали, — восторгался соседями Иткинс.

— Товарищ Дындик как будто с морячков, а ловко шашечкой действуют, — продолжал Чмель. — Да и наш командир полка молодчина. Завел полк у точку.

— Этот, брат, из тех, — согласился с ним Прохор. — Он заведет, он и выведет.

Алексей, вслушиваясь в беседу всадников, радовался тому, что удачное дело в слободе подняло настроение бойцов.

Без сомнения, решительный перелом на фронте окрылил всех красноармейцев. Но немало сил и труда потратили воспитанники Киевской партийной школы, и слесарь Твердохлеб, и грузчик Дындик, и позументных дел мастер Иткинс. Многое они сделали для боевого и политического воспитания людей. А добрая половина их — это были те, кто занимался глушением рыбы, требовал выборных командиров, не признавал политкомов, самовольно покидали позиции.

Донецкий кавполк, совершив рейд по белым тылам, продвигался на север, поближе к наступавшим с фронта стрелковым частям. Стояла тихая морозная ночь. На чистом синем небе серебристым светом мерцала луна. Мягкий неутоптанный снег хрустел под ногами лошадей.

Где-то далеко на севере, там, куда спешил полк, властно врываясь с первозданную тишину зимней ночи, протяжно запели, словно перекликаясь друг с другом, паровозные гудки. Алексею померещился железнодорожный состав, мчащийся на всех парах, с дробным перезвоном колес. Вызвав в голову колонны песенников, он первый затянул:

А паровозные гудки заливались вдали все веселей и веселей. Твердохлеб причалил на своем коне в голову колонны. Поравнявшись с Булатом, с какой-то дрожью в голосе сказал: